Змеиное гнездо

Хэзлитт хватал воздух ртом. Говорить он был не в состоянии. Телохранитель смотрел на него сверху и ждал. Дрискилл с беспокойством осведомился:

– Вы в порядке?

Хэзлитт сдавленно хихикнул:

– Почему бы и нет? Вы всего-навсего вырезали мне сердце из груди. Ничего особенного.

– Это грязная игра. Никто не вел ее так грязно, как вы. Только и всего. Вам не следовало применять «Колебатель Земли». Хватило бы остального, у вас были все шансы получить поддержку съезда.

– Я послушался дурного совета, – пробормотал Хэзлитт. – Возвращайтесь в гостиницу, я дам вам знать.

– Шерм Тейлор будет страшно расстроен.

Хэзлитт покачал головой.

– Шерм Тейлор, – тихо повторил он. – Что вы знаете о хреновом Тейлоре? – Он взглянул на сопровождающего. – Лейтенант Боханнон… помогите мне встать. – Он уцепился за руку телохранителя и медленно поднялся. Он сильно постарел за последние несколько минут.

Дрискилл смотрел, как он медленно уходит, опираясь на сильную руку своего стража, возвращаясь на сотый день рождения матери.

Все обернулось совсем не так, как задумывал Боб Хэзлитт.

Глава 21

Дрискилл вернулся в гостиничный номер и стал ждать. До него еще не вполне дошло, что план сработал. Слишком много в этом плане было блефа… Без «Колебателя Земли» и листка с извилистой линией ничего бы не вышло. Чем больше он предвкушал скорый звонок, тем быстрее билось сердце. Неужели он победил? Неужели действительно победил? И с Хэзлиттом покончено?

Наконец он дождался известия: речь, с которой Хэзлитт собирался выступить по телевидению с дня рождения матери, заменили записью речи, произнесенной несколько недель назад. Дрискилл смотрел ее, почти совсем убрав звук, и жалел, что нельзя позвонить в Белый дом, рассказать, что произошло в Бэкбон-Крик, что сражение выиграно. Он понимал, что слишком велик шанс быть подслушанным людьми Хэзлитта, и неизвестно, к чему это приведет… Он не слишком верил, однако оставалась возможность, что Хэзлитт передумает, попытается воспользоваться тем, что в лагере Боннера празднуют победу и забыли об осторожности. Так что он сидел и смотрел выступление, в котором не было ничего нового, все это уже стало историей. Если только Хэзлитт сдержит слово.

Потом он позвонил в больницу Святого Петра и вызвал уже знакомую сиделку. Но и там не было новостей. Он слушал сдержанные ответы. Нельзя было даже допускать мысли, что он может потерять Элизабет, и он держался за веру. Такого просто не может быть. Они будут вместе. Все кончится хорошо…

Курьер принес сообщение в одиннадцать вечера.

Посыльным оказался тот самый человек, которого Хэзлитт днем назвал лейтенантом Боханноном.

– Мистер Хэзлитт просил передать вам, что завтра вылетает в Чикаго. Он постарается связаться с президентом и лично передать сообщение. Но вы уполномочены заверить президента, что это письмо, – он вручил Дрискиллу конверт, – точно передает точку зрения мистера Хэзлитта.

– Вы давно участвуете в кампании? – полюбопытствовал Дрискилл.

– Достаточно давно, чтобы понять: политика – не мое дело.

Шутка? Или нет? Лицо Боханнона оставалось бесстрастным.

– Я того же мнения. Слишком дорого обходится.

– Да, сэр. Позволите ли сказать, как я огорчен нападением на вашу жену.

– Вы очень добры.

– Я молюсь за нее, сэр.

– Благодарю вас, – сказал Дрискилл.

Он проводил взглядом уходящего по коридору мужчину. Невозможно было угадать, сколько ему лет. Тридцать? Сорок? Пятьдесят? Бывают такие люди. Он унес конверт в комнату. Письмо было адресовано ему, и Бен вскрыл конверт.

Содержание уполномочивало его сообщить президенту Соединенных Штатов, что Хэзлитт не претендует на выдвижение своей кандидатуры на президентский пост от Демократической партии. Дрискилл был уполномочен сообщить президенту, что в свете состоявшихся дискуссий Хэзлитт вполне спокоен за будущее партии и народа. Все просто. Боб Хэзлитт сходит с дистанции. Теперь предстоит съезд в Чикаго, минута триумфа президента.

Дрискилл сильно вымотался, но в нем ключом била энергия. Оставаться на ночь в тени башен не хотелось. Хотелось убраться подальше: так человеку хочется выбраться из зараженной радиацией местности. Хэзлитт его больше не беспокоил, зато в голове, как тени, мелькали беспокойные мысли об убийце. Убийца оставался на свободе – пес войны. Он пытался убить Элизабет, потом явился по душу Бена. Отозвали его, или он и теперь еще выжидает, наблюдает, следит?