Заснуть снова оказалось трудно. Дрю умер, Тарлоу погиб в Айове, Тейлор переметнулся к демократам, поддерживая Хэзлитта…
Над Дюпон-серкл раскатывался гром, окно осветилось вспышкой молнии, дождь лил ручьями, и он наконец стал засыпать.
Что же творится, черт возьми?
Глава 6
Окна изнутри отпотели, дождь лил по стеклам, воскресные пассажиры уже в начале дня выглядели замученными – вот все, что заметил Дрискилл, откидываясь в кресле взлетающего самолета и оставляя внизу уменьшающийся на глазах Вашингтон.
Приткнувшись к окну, он начал прорабатывать «Нью-Йорк таймс». Версии происшествий, участником которых был он сам, сбивали с толку.
Дрискилл сложил газету и решился взглянуть в лицо событиям, поглотившим его после приезда в Вашингтон – меньше суток назад. Президент попросил вернуться в Нью-Йорк и принять бразды правления в конторе Баскомба. Вернуться в Нью-Йорк и постараться свести к минимуму ущерб, проистекавший из связи Саммерхэйза и Тарлоу с фирмой, а следовательно, с Демократической партией и с Белым домом. Так будет лучше – с точки зрения президента. Дрискилл не путается под ногами и занят делом – по сути, не особенно важным.
Беда в том, что президент не желает играть с ним в открытую. Он вызвал Дрискилла в Вашингтон из-за смерти Дрю, но едва Бен оказался под рукой, все принялись твердить ему, будто это
И еще Чарли скрыл от него смерть Хэйза Тарлоу.
А Дрискилл за эти годы успел полюбить Тарлоу. Тот служил кем-то вроде уборщика на свалке политического мусора. Старый вояка, готовый на любое приключение, не боящийся срезать углы ради доброго дела. Хэйз был боец, человек старой школы, из тех, кто рискует всем ради своего суверена. Когда-то Британская империя рождала таких вагонами. Такие люди заслуживают преданности, и, посещая поля былых сражений, вы отдаете дань уважения таким людям, упоминавшимся в депешах с передовой, и, черт возьми, таких людей, как Хэйз Тарлоу, вспоминаешь, когда мимо проносят флаг.
За время полета до Ла-Гуардиа Бен пришел к некоторым выводам. Если президенту не понравятся последствия, пусть вспомнит, как сам вывел Бена Дрискилла из игры.
«Бьюик» он подобрал на стоянке у вокзала Пенн, там, где оставил, и, вернувшись в дом, звеневший пустотой, побросав в сумку кое-какую одежду, выехал на север по Вест-сайд, потом вдоль Гудзона, через красивые, как игрушечки, городки вроде Доббс-Ферри и Тарритауна. Ему полегчало.
Мысли блуждали теперь по другим коридорам, заскакивали в другие комнаты и в другие города. Он вспоминал Хэйза Тарлоу. Тот был личностью, во всех смыслах этого слова. Хэйз Тарлоу сотворил себя сам, не хуже иного романа, а может, и лучше. Он словно вылепил себя из дыма и тени, достал из пустоты, как фокусник на сцене. Он мастерски играл в театре одного актера, и вам нравилось проводить с ним время, казалось, что вы соприкоснулись с чем-то настоящим, а позже вы обнаруживали, что это и в самом деле так. Его рассказы о прошлом никогда не повторялись, а выяснить, какая из версий ближе к истине, вы не могли, потому что все его дела были тайными, подковерными, приказы отдавались шепотом и нигде не записывались. Ни один из его рассказов не стыковался ни с чем другим. Но в них чувствовалась правда.
Он в свое время выполнял много необычных заданий, так или иначе, во благо своей страны.
– Немножко не из тех дел, в каких когда-нибудь признаются, Бен, – сказал он как-то вечером в баре Томми Мэйкема на Восточной Пятьдесят седьмой. – Если уж обращаются к последнему из Тарлоу, значит, пароль – все отрицать. Я живу в мире сумерек, честное слово. Страна Всеотрицай, где ты полагаешься только на себя, ровно на краю Бездонной Ямы. Ты за меня не беспокойся, Бен. Мне это нравится. Если я провалюсь, это мои проблемы, и ребята могут тогда выпить за упокой Хэйза Тарлоу.
Тот разговор у Томми Мэйкема случился три года назад. Хэйз, как всегда, объявился невесть откуда и, позвонив в контору, потребовал, чтобы Дрискилл зашел к Мэйкему. Ему хотелось в компании Дрискилла обмыть их личную связь со свежеизбранным президентом.