Змеиное Солнце

На торжище шептались, что водяник требует жертву — иначе река, что из того озера вытекает, обмелеет, а ребра перекатов выступят так, что на лодке-гусинке не пройти. А то и вовсе рыба помрет от неведомой хвори. Такое порой бывало, хоть и редко. Каждый в Ладьве знал: если от воды такая вонь поднимается, что хоть беги, значит скоро рыба брюхом вверх по течению пойдет. Разгневался водяник. А уж на что — сам угадай. Обычно дело обходилось малыми жертвами — парой серых гусынь да парой ярких селезней. И вскоре вода снова надолго унималась, лишь тихо побулькивала посреди спокойной глади.

Темнеть в эту пору начинало рано, и ждать Учаю пришлось недолго. Он слышал тихий шорох в кустах неподалеку, то там, то сям, — по всему видать, дривы старательно проверяли, не прихватил ли он с собой соглядатаев. Наконец, убедившись, что сын Толмая пришел один, давешний продавец стоялых медов вышел к берегу озера и кивнул:

— Идем, что ли?

Не заставляя себя упрашивать, Учай зашагал следом.

Идти пришлось не близко. Обогнули озеро и в темноте долго пробирались через шелестящий палой листвой лес, то и дело петляя. Другой бы спотыкался через шаг, но дривы явно знали тропу как свою ладонь. Когда обошли лесистую гору, далекие огоньки костров на торговых стоянках пропали из виду. Кричи — не докричишься… Учай про себя это отметил, но промолчал. Дривы, следовавшие за проводником в отдалении, только дивились. Изорянин вел себя так, точно вовсе не беспокоился о своей голове!

Длинное, врытое по самую крышу жилище было едва заметно в сумерках. Сперва Учай чуть не принял его за огромный муравейник, прижавшийся у подножия лесистого взгорка. Провожатый остановился, ухнул филином. Из-за ближних зарослей можжевельника выступили еще трое дривов. Перекинувшись с торговцем парой слов, они повели Учая в слабо пахнущую дымом темноту.

В доме оказалось еще темнее, чем снаружи. С десяток горящих лучин вдоль прохода едва открывали глазу лежанки, на которых виднелись очертания скорчившихся тел. Со всех сторон доносились невнятные тихие звуки, которые сливались в единый приглушенный стон. У лежанок Учай заметил еще каких-то людей — кажется, девиц и отроков, которые поспешно отступали в тень, стараясь не попадаться гостю на глаза. В конце поперек прохода висела медвежья шкура, отгораживая часть дома. Торговец приподнял ее, пропуская чужака.

Здесь света не было совсем, но от дальней стены Учай расслышал тяжелое дыхание.

— Привел вражину, как ты велел, — негромко сообщил торговец медами.

— Что ж, налей ему хмельного, — раздался хриплый голос из темноты. — Раз обещал — попотчуй во славу богов.

— Благодарствую, — оскалился Учай. — Однако с хмельным я повременю.

— Брезгуешь, что ли? — зловеще прохрипел невидимый собеседник.

— Угощением брезговать зазорно. Да только давай сперва решим, мне ли то подношение или в мой помин.

Позади послышались смешки.

— Ишь ты, храбрый какой! Что ж, давай по делу. Мне тут сказывают, изорянин, — продолжал хриплый голос, — что ты арьяльцам продался и первейшего из злыдней тамошних бережешь как зеницу ока. Так ли это?

— Нет, — спокойно ответил Учай. — Я не служу ни топору, которым дрова колю, ни веслу, которым на реке гребу. Так и здесь. Арьялец Джериш мне не господин и не друг. И если я им как топором рублю древо, то от этого мне, а не ему польза.

— Складно придумал. Верно на том стоишь?

— Верно, — подтвердил Учай, думая, послышалась ли ему в голосе невидимого злая усмешка и что она означает.

— Что ж, это проверить несложно… Илень!

— Да, батюшка? — раздался голос торговца медами. — В рощу его отвести, к тому дубу на горке? Могу еще медом намазать, мне не жалко. Братики мясо с медком любят…

Учая, хотя он был готов услышать нечто подобное, прошиб холодный пот. Невидимый, видно почуяв это, усмехнулся:

— Зачем сразу в лес? Ну-ка, Илень, для начала подай мне глинянку!

Торговец, должно быть без подсказок находивший дорогу в темноте, отошел в сторону и вскоре вернулся с чем-то в руках.

— Ну что? — с явной уже насмешкой спросил невидимый вожак дривов. — По-прежнему ли говоришь, что твоя речь — правда от слова до слова?

— Или с той поры случилось что? — вернул насмешку Учай.

— Речист, изорянин, — с удовольствием произнес вожак дривов. — Послушаем, как сейчас запоешь. Илень, открой глинянку.

Торговец не замедлил исполнить приказ.

— Давай, Учай, сын Толмая. Если далее желаешь с нами по чести говорить — суй внутрь правую руку.

— Что там?

— Тебе-то что за дело? — хохотнули во тьме.

Позади смолкли перешептывания и слабые стоны, стало совсем тихо — дривы затаили дыхание, явно вслушиваясь в каждое слово своего вождя и предвкушая то, что сейчас будет.

В густом сумраке Учай видел перед собой только край сосуда, который торговец поднес чуть ли не к его носу. Изнутри глинянка пахла лесом, мхом и чем-то кисловатым…

«Будь что будет», — решил Учай, закрывая глаза и вызывая в памяти прекраснейшую из прекрасных, ее сияющее лицо среди беззвездного неба. «Осени меня своим крылом, владычица, укрой от беды…»