Змеиное варенье (СИ)

— Настоящий… И такой полный… Как же так?.. Вы же не сестра! У вас нет права его носить!

Я вздохнула еще тяжелей.

— Скажите это господину инквизитору. Это он так решил. А мне теперь даже думать о плотском не позволено…

Матушка-настоятельница подошла к окну, отвернувшись от меня. Ее голос звучал глухо.

— Когда я только приняла постриг и священную бесконечность, то мечтала о том, как наполню ее святостью, как смогу творить чудеса, нести свет и исцеление людям… Молилась, ночи проводила в покаянии, ухаживала за прокаженными, работала, не покладая рук… Но все было мало. Даже реликвия…

Даже ее света не хватало, чтобы просто избавить несчастных от боли… не говоря уже об излечении. А вы… — она резко обернулась ко мне, — вы должны его хранить! И преумножать! Вы понимаете, что он наполнен так, что вы можете стать святой! Чудотворницей! Вы должны принять постриг!

Я похолодела от фанатичного блеска в глазах церковницы. Чем же меня этот гаденыш наградил?

— Конечно, матушка, — я склонила голову.

— Я дарую вам честь… молиться у реликвии заступницы, — она подошла ко мне и опять приложила ладонь к символу, прикрыв глаза. Бесконечность пылала.

У меня возникло странное чувство, что это не я безумна, а мир вокруг сошел с ума, причем давно и безнадежно.

Я вышла от настоятельницы в полном смятении. Получается, что церковники и впрямь чувствуют этот символ и его наполненность. Вот только наполненность чем? Может, вовсе не праведностью, а… безумием? Потому что только этого добра у меня в избытке…

Проходя мимо окна, я бросила мимолетный взгляд на заснеженный дворик и споткнулась. Темную высокую фигуру инквизитора было невозможно не узнать. Он бурно объяснялся с монашкой и что-то требовал. Я вцепилась в подоконник, пожирая глазами знакомый разворот плеч, блестящие на солнце черные волосы, гордый профиль… Кардинал обещал отправить красавчика в Керекеш, куда сбежал адмирал Мирчев вместе со змеиным выродком. Инквизитор уедет туда, не будет путаться под ногами и смущать меня плотскими соблазнами… Тьфу! Я уже точно сошла с ума. Какое, к демону, воздержание? Я хочу его. Хотя бы еще раз. В конце концов, для обряда нужен прямой взгляд в глаза, так что можно просто не смотреть ему в лицо. Точно! Столько поз… пусть возьмет меня сзади! Я очень живо представила, как выскакиваю во двор, хватаю его за руку, тащу вон в ту теплую пристройку, задираю на нем мантию, сгибаюсь под его горячей тяжестью, задыхаюсь от боли и блаженства, упиваюсь его душевной мукой и плотским запретным наслаждением, а потом еще раз… и еще один разочек… Зрение помутилось, но я увидела, как инквизитор запнулся на полуслове, поежился, обернулся к той самой постройке, а потом принялся лихорадочно оглядываться по сторонам в поисках. Его взгляд безошибочно нашел меня в окне и встретился с моим… Я отпрянула, цепенея от ужаса. Кысей почуял мои мысли даже отсюда. Дура!

Идиотка! Я так сильно заколотила себя по лбу, что голова начала гудеть, а потом помчалась к себе в келью и забралась в кровать. Не выйду отсюда, даже если монастырь будет гореть в адском огне!

Мои пальцы коснулись полированных клавиш клавесина, и тишину пустого поместья нарушил кристально чистый звук. Я задумчиво перебирала звуки, один за другим, а рядом сидел Виль. Он грыз кончик пера, потом сплевывал, записывал возникающие мелодии в нотную тетрадь, обращал ко мне горящий взор и требовательно кивал. И я играла… У мальчишки был очень сильный Дар, и он не хотел исчезать вместе с ним. Я понимала, что пока не испишу всю тетрадь, мара Виля не оставит меня в покое. Впрочем, это было к лучшему. Отвлекало от глупых мыслей об инквизиторе и держало в узде Лешуа. Дерек был готов на все ради этих песен, которые собирался издать и подарить Кераимской опере в память о сыне. А еще он сделал предложение руки и сердца Тени. И это было плохо. Но я не выдала своего недовольства, милостиво согласившись на брак своей служанки, но только после свадьбы княжны. Пусть надеются и послушно играют предписанные им роли. До знаменательного события оставалась неделя.