Змеиные слезы

Вода оказалась столь приятна на вкус, что долго не могла от нее оторваться. Был ли то отвар роз? Или просто жажда превратила воду в нечто особенное? Хатын не успокоилась, пока не выпила все до капли. Руки онемели, и опустевший кувшин упал со звонким, чистым звуком. Ей стало стыдно, подняла, погладила золотисто-тисненый бок и поставила возле своего ложа.

– Что же это за место? – прошептала она. Да только кувшин не мог дать ответа.

Выпитая вода придала сил. Хатын встала со своего ложа и, пошатываясь, отправилась к тому факелу, что при пробуждении ослепил ее.

Нежданным прибежищем ее стала пещера. Высокая – когда хатын поглядела вверх, ей пришлось задрать голову до хруста, – похожая на обиталище богатого бея. Пол пещеры кое-где устилали яркие ковры с ворсом, в котором можно было утонуть. Несколько диванов соревновались друг с другом величиной своей и красотой обивки. Горкой стояли разукрашенные сундуки из дальних земель – похожие, только победнее, видела она в покоях свекрови.

Отчего-то здесь не было холодно, хотя проникающий снаружи ветер шевелил пламя. Пол и стены пещеры сложены были из белого, с темными прожилками камня, он согревал ее босые ноги, и она даже не стала тому изумляться: так чудна была пещера.

– А где же хозяин? О Всевышний, куда я попала?..

Она лишь сейчас поняла, что глубокое, словно море после великого потопа, невиданное горе ее куда-то отступило. Нет, она не забыла про Самата, помнила его запах и милый голос, помнила каждый стежок вышивки на рубахе, в которой его предали земле. Но теперь горе это отдалилось, будто бы утонуло в том золотом кувшине, из которого так жадно пила.

«Ты погубила моего внука! Ты, все ты виновата!»

В память ворвался голос свекрови. Она не упускала ни единой возможности, колола и колола, да только ядовитые слова ее вовсе не были важны. Самат, самый прекрасный сын восьми лет от роду, ушел на небеса. И перед этим любые слова и молитвы были бессильны.