Торговец висел далеко внизу, на фоне тлеющего озера, и медленно вращался, цепляясь за вторую косу.
— Пако! — крикнул слингер.
Голова мексиканца дернулась и тут же свесилась на бок. Он был на грани обморока, — а может быть, уже отключился.
Наконец в багровом сиянии обозначились призрачные стены колодца. Пепел быстро оглядел их. Здесь и там на железе виднелись ровные сварные швы, но зацепиться было не за что, ни рядом, ни выше, ни еще выше, и так — до самого люка, в который они провалились, далеким пятном парившего над головой. Длинные косы исчезали в нем, но без опоры по ним было не взобраться. К тому же волосы распускались, становясь всё длиннее. «Распадутся на пряди, — подумал слингер, — и делу конец».
Путь был открыт только вниз, навстречу раскаленному озеру — и Пепел заскользил туда, стараясь не тревожить хитрые узлы.
Он сразу должен был заподозрить неладное. Коса была живой, но слишком длинной — настоящие волосы не смогли бы так отрасти. «Сколько девственниц ты остригла? Двадцать? Сорок?» — гадал стрелок, опускаясь глубже и глубже в душное пекло.
Трикси не стригла девственниц. Да и девственницами они были вряд ли. Его бывшая нареченная всегда лишь игралась. Она игралась в колдовство, потом в науку, потом в защиту природы, в жертвоприношения, и даже в их роман. Трикс ничего не умела делать без игры и притворства. В итоге Пепел просто устал от нее.
Пако встретил его остановившимся взглядом из-под кожаной шляпы. Пот блестел у мексиканца на лбу, тек с носа и градом катился с подбородка.
— Снимай пончо, — прохрипел слингер.
Торговец не отвечал. Он вцепился в косу обеими руками и не хотел отпускать ее ни на миг. Он вряд ли соображал, где находится.
— Снимай, — повторил Пепел. — Тебя удар хватит.
Медленно вращаясь, Пако проваливался всё ниже. Он был тяжел, и узлы распускались над ним сами собой, размеренно и неуклонно.
Трикс не убивала свои жертвы, а лишь изводила их, опуская женщин в термитники и паучьи колонии, а мужчин пытая с помощью оводов, муравьев и ос. Трикси говорила: эти люди плохие, и природа, согласно ей, имела право взять с них свое.
Стрелок вытянул руку, схватил Пако за шиворот расписного пончо и стащил тяжелую тряпку торговцу через голову, вместе с кожаной шляпой. Тот не стал помогать, но хотя бы не сопротивлялся. Драное пончо упало вниз, распласталось по огненной глади и вспыхнуло, источая невыносимый смрад. Шляпа заскворчала следом — и тут еще одна мысль навестила Пепла.
«Стоит волосам коснуться золота, — подумал он, — они загорятся, и одному из нас конец. А следом и второму». Их шансы на спасение были близки к нулю.
Пока он раздумывал, торговец совершил еще оборот, потом еще — и успел провалиться на полфута.
— Диллинджер! — Пепел вытянул руку, но мексиканец, чуявший угрозу что в обмороке, что во сне, опять вцепился в пистолет мертвой хваткой. Стрелок потребовал: — Отдай! Или выбрось сам. Ты слишком толстый.
— М-М-М-М! — Пако яростно замотал башкой. Он отпихнул слингера и принялся шарить по карманам.
Вниз одна за другой полетели золотые безделушки. Они падали в раскаленную гладь, а Пако худел на глазах, вытаскивая всё новые ценности, опустошая карман за карманом.
Последним в золото плюхнулся тяжелый подсвечник.
— Сам ты толстый, понял? — промычал мексиканец. Он дернулся, и коса над ним тут же уступила еще полфута. Нижний конец ее задымился, и крошечные искры взбежали по волосам снизу вверх, уничтожая на ней мелкие локоны.
Скрипнув коронками, Пако снял с пояса тяжелый диллинджер. Торговец поцеловал ствол напоследок, потом вытянул руку и разжал пальцы.
— Адьос, красавица.
Пистолет упал вниз, и раскаленная гладь приняла его.
«Теперь машины всё вычерпают и распылят под землей», — подумал стрелок.
А внизу останутся лезвия, раскаленные докрасна.
— Извини, Пако, — сказал он. — Но всё равно умрем, как видно.
— Хотя по-другому, — добавил Пепел и прислушался.
Что-то шло не так.
Золотая каша не убывала, а почва всё сыпалась из подающих отверстий, и лезвия упрямо мололи ее, запекая грунт и металл до каменной твердости.
Лопасти-лезвия совершили в неподатливой массе один последний оборот и со скрежетом встали на месте. В колодце стало тихо — лишь водяные насосы гудели и чавкали далеко вверху.
«Утилизатор», — подумал слингер. Уже много лет федеральный закон требовал от промышленности возвращать отходы в почву, распределяя их в недрах земли-матушки на радость экологическим богам. Весь хлам, пригодный к утилизации, заканчивал свою жизнь в подобных ямах-мусоросжигателях, но…
— Слингер! — позвал торговец.