Темно было. Я ж сам не грузил и не разгружай Мое дело — баранку крутить.
Много было ящиков?
Опять же, товарищ полковник, я не экспедитор. Сколько погрузили, столько и разгрузили.
Быстро грузили? — спросил Воронков.
— Где-то полчаса, наверно. Разгружали тоже не меньше.
— Сколько человек?
— Шестеро их было, по-моему. На разгрузке другие были.
— Так ты эти ящики прямо на рынке принял?
— Зачем? Подъехали на вокзал, к пакгаузу. Я подальше отошел, покурил, а они грузили.
— Там что, «Не курить!» написано не было?
— А там везде написано. Только у бочки с водой табличка: «Место для курения». Вот тут и курил помаленьку.
— Картонные ящики были?
— Нет, вроде деревянные.
— Большие?
— Разные. Одни вдвоем таскали. Другие по одному.
— А по весу сколько?
— Ну, вы даете! Так, если по рессорам прикинуть, тонны три зараз погрузили. Может, и четыре.
— Не могли за один раз все погрузить?
— На фиг мне? Подвеска не казенная, мне ж не по асфальту ехать, чтоб под завязку забивать. Я лучше спокойненько за две ходки…
Воронков на некоторое время отстал, помолчал, потом спросил снова:
— А там, в Додонове, это что за хранилище?
— Хрен его знает. Вроде раньше для картошки было приспособлено или для морковки. Ворота с двух сторон, само из бетона, длиной с полсотни метров, почти под крышу в земле. Крыша шиферная, стропила на прогонах, прогоны — на столбах. Чего еще?
— А внутри как?
— Чего «как»?
— Устроено как?
— Ну, обычно устроено… Посередине от ворот до ворот проезд. Перед одними воротами — старая весовая. Но весы сломаны. Значит, проезжаешь эту весовую и сразу по наклонке вниз. Проезд идет между столбами. Бетонными такими, толстыми, на которых крыша держится. Раньше, когда туда овощи затаривали, между столбами были отсеки сделаны. Переборки такие из досок стояли, чтоб и отсеки друг от друга отделить, и отсек от проезда. Там в одном отсеке, допустим, картошка растаренная лежала, в другом — свекла, в третьем — морковь. А сейчас, когда там коммерция склад устроила, то задние ворота вообще заложили кирпичом — это раз. Отсеки тоже разделили кирпичными перегородками, а со стороны проезда — стенки с дверями сложили. Вот. И еще одну перегородку посередине поставили, большую, поперек проезда, прямо от стены до стены.
— А надпись, которую ты видел, она где?
— Там у них одна комнатка была типа курилки, с диванчиком, вот там и написано было это самое.
— Ты-то там чего делал?
— Курил, пока разгружали. Опять же ждал, пока хозяин рассчитается.
— Не обманул хозяин?
— Все четко, без проблем.
За окнами изредка мелькали тусклые огоньки деревень, стоявших поодаль от шоссе, просматривались пустые и уже перепаханные под зябь поля, прогалины с копнами, над которыми для защиты от дождей соорудили толевые крыши на шестах. Наконец, впереди в свете фар показался указатель со стрелкой вправо: «Додоново — 5 км».
Свернули. «Волга» сразу почуяла, почем фунт лиха. Дорога оказалась ухабистой и разъезженной. Koгда-то она была с гравийным покрытием, но сейчас того гравия мало что осталось.
Во, — сказал Ерохин Воронкову, — а вы спрашивали, почему за один рейс не свез. Теперь-то знаете?
Сева помалкивал. Он вообще-то уже сильно сомневался, что нужно было напрашиваться на приключения. В конце концов, его, как Ваньку, насильно не приглашали. С градуса оно, конечно, получилось просто, расхрабрился. Буркину сгоряча показалось, что он может там повстречать тех, кто его мутузил, и маленько поквитаться. Конечно, на пьяную голову чего не придумаешь. Очень уж хотелось увидеть, как менты или чекисты положат его обидчиков мордой в грязь с браслетками на закрученных за спину руках. А еще, чтоб отходили их резиновым дубьем по спинам так, чтоб с месячишко на коже коричневые буквы «X» читались. Может, и самому удастся под шумок дать какому-нибудь сапогом по ребрам… Об этом хмельной Севка мечтал больше всего, хотя и сильно сомневался, что ему такое удовольствие предоставят.
Однако чем дальше Буркин уезжал от родного села, тем больше трезвел. В «Волге», кроме него, Воронкова и Ваньки, сидели только двое парней. Наверно, они были вооружены, но явно не автоматами. Да и физически они навряд ли превосходили тех, которых довелось увидеть Севке. Ежели там, допустим, двое или трое, скажем, с одними ножами, то еще куда ни шло. А если больше и с пистолетами или, скажем, с автоматами? Поэтому Севке стало, как выражались некогда, «очень волнительно». А если по-простому, по-рабочему, — очко заиграло.