Полегче, старина, полегче! Не станем терять свое преимущество. Разве имеют значение слова такого человека? Дадим ему веревку! Еще придет наше время, не бойся!
Я отступил, но, к несчастью, Джойс не выдержал. Он отреагировал прямо и откровенно:
Ты чего это язык распустил, мерзавец? Пришел сюда скандал устраивать? Чего же ты не остаешься на земле, которую отобрал у меня, грабитель? Я не то что эти джинтманы, которые не позволяют себе языки пачкать, я из такого же теста, что и ты, хотя надеюсь, что не такой волк, и кровь чужую не пью! Да как ты осмелился оскорблять тут кого-то? Я сам никогда лжи не говорил и никогда дурного в жизни не делал, не чета тебе! И я так тебе скажу, Мердок: я тебе цену знаю — и ты тут хоть лопни от ярости! И ты лучше меня не провоцируй, иначе я тебя так припечатаю, что могила поможет!
Повисла тишина. Мердок молча развернулся и стремительно пошел к своему новому дому. Мы с Диком попрощались с мистером Джойсом еще раз и наконец пошли к экипажу.
Глава IX Мои новые владения
На следующей неделе для меня наступило время глубокой горечи. Каждый день поднимался я на Нокнакар, и пока с нарастающим темпом внизу шли работы, отчаянно и безнадежно ждал свою прекрасную незнакомку. И все тщетно. В воскресенье Дик был там со мной, он был рад нашим успехам на болоте. По его расчетам, если работать с тем же усердием, к пятнице удастся полностью окопать границу трясины. Уже теперь началось просачивание воды в траншеи, так что мы обсудили меры по предотвращению этого, чтобы не подвергать риску рабочих.
Дик все время пребывал в отличном настроении. Его встреча с отцом Норы переменила его состояние и вселила надежды, теперь все казалось ему возможным. Он изо всех сил старался утешить и приободрить меня в нынешнем моем разочаровании. Конечно, пока сам он не видел девушку, но теперь отсрочка казалась ему не такой важной. А я в глубине души подозревал, что он не вполне искренне сокрушался о том, что и я в данный момент оказался лишен общения со своей незнакомкой. Я сделал такой вывод на основе его оговорок, он испытывал некоторые сомнения насчет браков между людьми разного социального положения — все дело было в его кристальной честности, с которой он рассматривал все свои принципы, все обстоятельства, стараясь учесть любые осложнения.
Однако мое сердце было разбито. Меня поглощала тоска, глодала тревога, я был в лихорадке. Я не мог ни есть, ни спать в должной мере. Бодрствовал я или дремал, мозг мой страдал от круговорота сомнений, предположений, страхов и надежд. Самое трудное в таком положении — полная неспособность на чем-то сосредоточиться. Я не мог открыто признаться в своей любви и в своей потере, не мог даже толком провести расследование, я не знал даже, кого именно искать! Я даже Дику не мог в полной мере передать все свои тревоги, все терзавшее меня смятение.
Любовь требует от нас смирения и молчания, но черты ее прорезаны по сердцу, а правила строги.
Не раз за эти дни я втайне покидал отель, когда все уже ложились спать, и брел в сторону холма Нокнакар. Проходя по селению, погрузившемуся в сон, я слышал, как кое-где лаяли собаки, но другие звуки не доносились до меня — разве что отдаленный шум прибоя. Не раз я промокал под дождем во время своих ночных прогулок — погода была весьма неустойчива. Но это меня не останавливало, физический дискомфорт даже нравился мне, он отвечал глубоким страданиям моей беспокойной души.
Я старался на такие ночные прогулки уходить пораньше, чтобы избегать разговоров и расспросов. Дня через три-четыре в отеле обратили внимание на состояние моей одежды и обуви и решили, что пора обратиться ко мне. Управляющий предостерег меня от одиноких блужданий в ночи, рассказав о двух опасностях: во-первых, в окрестностях в последнее время не раз замечали грабителей — бродяг и нищих, которые искали в темноте легкую добычу; во-вторых, напротив, я мог привлечь внимание полиции, которая склонна в любом одиноком ночном путнике подозревать разбойника.
Вторая опасность показалась мне даже более досадной, чем первая, так что я решил разумным оповестить всех о своей привычке к поздним прогулкам, чтобы избежать недоразумений. А потому я попросил миссис Китинг каждый вечер оставлять в моей комнате молоко и хлеб с маслом, так как после долгой ночной прогулки я могу проголодаться. Она выразила удивление, и я пояснил, что изучаю местные красоты, которые по ночам выглядят особенно удивительными благодаря эффектам лунного света. Мои намерения произвели сильное впечатление на хозяйку, и вскоре между слугами пошли слухи, которые моментально распространились далеко за пределы отеля и наконец достигли бдительного полисмена, уроженца Ольстера, который неожиданно нанес мне визит как-то утром. Я поинтересовался, чему обязан такой честью. Ответ его был вполне выразителен:
Насколько мне стало известно из полученной информации, э-э-э… Я счел своим долгом посетить вас в связи с э-э-э. вашим интересом к лунному свету.
Что вы имеете в виду? — я подчеркнуто удивился.