Змеиный зуб

Выключив мотор машины, Декер устремился к входной двери и вошел в дом. Жена спала на диване в гостиной. Джинджер, собака Декера, разлеглась на полу среди стопок старых газет. Рядом с газетами валялись калькулятор, ручки, карандаши и пара каких-то гроссбухов.

У Декера отлегло от сердца — все было в порядке. Затем он вдруг почувствовал приступ любопытства: ему захотелось посмотреть, над чем работает его жена. Но, сообразив, что для выяснения этого надо копаться в чужих бумагах, он тут же отказался от своего намерения. Придет время, сама расскажет, подумал лейтенант, а пока пусть поспит.

Декер оглядел комнату. В неярком свете лампы она показалась ему не особенно приглядной. Мебель — обтянутый сильно потертой в нескольких местах оленьей кожей диван, исцарапанный кофейный столик, два стареньких стула с подлокотниками — он приобрел более десяти лет назад, когда еще был в разводе. У окна, расположенного в нише, стояло любимое сосновое кресло-качалка Рины, купленное после рождения Ханны, — единственная во всей гостиной новая вещь.

Тем не менее Рина никогда не заводила разговор о смене мебели в доме. Возможно, она ждала, пока он сам решит избавиться от старой обстановки, как от последнего напоминания о холостой жизни. Впрочем, нельзя было сказать, что жена Декера не внесла в интерьер дома ничего своего, женского. Обтянутые цветастым шелком диванные подушки, два вышитых покрывала, живые цветы, множество семейных фотографий в рамках... Глядя на спящую Рину, Декер с нежностью подумал, что следует получше заботиться о ней, уделять ей больше внимания.

Рина зашевелилась, глаза ее задвигались под прикрытыми веками. Даже без всякой косметики ее лицо с полными, чувственными пунцовыми губами было удивительно ярким и красивым, хотя лейтенанту и показалось, что оно несколько бледнее обычного. Рина была в черном свитере из ангорки и черной же вязаной юбке, удивительно гармонировавшими с ее цвета воронова крыла волосами, ниспадавшими ей на плечи, словно траурный платок.

Декер выключил свет, отодвинул в сторону Джинджер, подумал о том, что было бы неплохо сходить и проверить, все ли в порядке в стойлах у лошадей, но тут же отбросил эту мысль, так как чувствовал себя слишком усталым.

Войдя в спальню, он за какие-то секунды разделся и прямиком направился в душ. Открыв кран на полную мощность, он долго стоял под острыми, словно бритва, обжигающими струйками воды, стекавшими по его заросшему щетиной лицу, по усталой, налитой болью спине. Веснушчатая кожа Декера покраснела, но он продолжал подставлять тело под горячие струи, пока вода, наконец, не стала прохладной. К тому времени, когда он вышел из ванной, Рина уже успела перебраться в кровать.

— Все в порядке? — спросила она, не открывая глаз.

— В полном, — ответил Декер, обтираясь полотенцем. — Спи.

— Мальчики передают тебе привет.

— Взаимно. — Лейтенант несколько раз провел пальцами по своим мокрым рыжим волосам, затем подошел к кровати и поцеловал жену — сначала едва коснувшись, потом жарко и страстно.

— Это было здорово, — мурлыкнула она.

— Это потому, что ты полусонная, — ответил Декер, ныряя под одеяло.

— Правда, как ты? — спросила Рина, открыв глаза.

— Бывали времена, когда я чувствовал себя лучше, но ничего, выживу, — ответил Декер и тут же сменил тему разговора: — Интересно, что ты делала в гостиной со всеми этими бумагами? Вила из них гнездо?

Рина на мгновение задумалась.

— А, вот ты о чем. Понимаешь, мне позвонил раввин Шульман...

— Что-нибудь случилось?

— Ничего. Просто у него возникли кое-какие вопросы по ведению бухгалтерии. Вопросы оказались непростые, так что мне пришлось заглянуть в ешиву [1] и взять оттуда пару гроссбухов.

— А что, в ешиве нет бухгалтера?

— Питер, я не спрашивала Шульмана об этом. Он попросил меня сделать ему одолжение, и я согласилась.

— Ну что ж, если у тебя много свободного времени — дерзай.

Рина ничего не ответила. Не желая ссориться с женой, Декер усилием воли подавил приступ раздражения. У его недовольства были свои, весьма конкретные причины. Недавно Рина обращалась за утешением к раввину, что в прошлом Декер нередко делал и сам. Его жена страдала депрессией, вызванной смертью ее старого друга Абрама Спаркса, который был также другом бывшего мужа Рины, тоже покойного. Абрам Спаркс дружил и с раввином Шульманом. Лейтенант опасался, что в процессе общения Шульман и Рина наверняка вспоминали о Спарксе, а это плохо отражалось на душевном состоянии Рины. Повернувшись на живот, Декер зарылся головой в подушку.

— Сегодня звонил твой отец, — сказала Рина, выключая свет.

Декер привстал и, опершись на локоть, повернулся к ней.

— Да?

— Должно быть, у них там передавали об этом происшествии в ресторане. Он очень за тебя беспокоился.

— И что ты ему сказала?

— Я ему наврала. Сказала, что ты в полном порядке.

— Но это в самом деле так.

Рина промолчала.

— А о матери он что-нибудь говорил? — спросил Декер после некоторого колебания.

— Нет... А что?

— Да ничего. Давай спать.