Квартиру видимо собирались ремонтировать: мебель вывезли, пол застелили газетами. Прихожая была заставлена мешками с цементом, упаковками плитки, банками с краской. В одной комнате стояли грубо сколоченная малярная времянка, в другой возле открытого окна лежал «калаш».
— Ушли через чердак или через другую квартиру, — сказал подошедший Никита.
— А может и через подвал, пока мы брали штурмом квартиру, — предположил Фима.
— Пойдем посмотрим пока менты не наехали.
— Ты иди на чердак, а я посмотрю, что там в подвале.
Дверь в подвальное помещение была заперта на замок, щеколда оторвана. Из-под ног Фимы юркнула здоровенная крыса. Здесь было душно и смрадно. Сплетения разнокалиберных труб напоминали внутренности какого-то гигантского животного.
— Вот так, наверно выглядело чрево кита, в которое угодил библейский Иона, — вдруг пришло в голову Фиме.
Сквозь грязные окошки-щелки под потолком пробивался тусклый свет. Одно окно было разбито. Фима приставил к стене, валявшиеся на полу кирпичи и не без труда выбрался из окна во двор.
Посредине двора был разбит сквер с качелями, «стенками» для лазания, песочницей и мрачного вида «теремком на курьих ножках». Возле песочницы Фима заметил матерчатую перчатку. Он поднят ее и сунул голову в дверь теремка. И тут чья-то сильная рука зажала ему рот. Одновременно он ощутил укол в области лопаток. Фима высвободиться, но руки ему не подчинились. Он хотел лягнуть неведомого противника ногой, но ног у нег не было. Весь белый свет вдруг превратился в точку, а через некоторое время погасла и она.
Очнулся Блюм на кухне. Он был накрепко привязан к батарее. Напротив него, за кухонным столом сидели двое азиатов в одинаковых белых рубахах навыпуск синих портках. Он были как два фарфоровых изолятора на столбе — холодные и безучастные.
Бандиты с аппетитом уплетали вареную колбасу, ломти которой они отрезали от батона огромным тесаком.
— Салям алейкум, — выдавил из себя Фима.
Один из бандитов помахал тесаком у него перед глазами и приложил палец к губам — молчи.
Фима напряг память, чтобы вспомнить что-нибудь киргизское и выдал:
— Якши, амангельды, аскар акаев, чингиз айтматов, блин…
Бандиты никак не прореагировали на его эрудицию. Фиме стало страшно. Лоб его покрылся испариной. Чтобы немного успокоится, он стал осматривать помещение. Медленно-медленно он обследовал глазами замызганную газовую плиту, полку с алюминиевыми кастрюлями и поварешками, допотопный холодильник. Ни одна из этих убогих вещей не говорила о характере своего владельца или владельцев. Стол, табуретки, веник в углу — абсолютно безликие, казенные предметы. Где-то он уже видел такую кухню. На столе нож, очень необычный, нечто среднее между топором и ножом, как такие ножи называются?
Взгляд Фимы пополз по стене вверх и… На бельевой веревке под потолком висели женские трусики. Фима плохо разбирался в женском белье, но даже ему было понятно, что эта вещь не из гардероба госслужащей или работницы макаронной фабрики. Черные, шелковые, кружевные, как они оказались в этой пещере Али Баба и разбойников? Может эти головорезы убили фотомодель?
— Эй, мужики, скажите, наконец, что вам надо? — снова заговорил Фима. — Я подозреваю, что вы меня с кем-то перепутали. Давайте разберемся…
Но бандиты не хотели разбираться. Один из них взял со стола тряпицу, на которой лежала колбаса, и запихал ее пленнику в рот.
Насытившись, бандиты дружно рыгнули, попили воды из-под крана, хотя на полке стояли стаканы и вышли из кухни. Некоторое время слышались их голоса, но разобрать о чем они говорили, и на каком языке было невозможно. Потом хлопнула дверь.
«Ушли, — подумал Фима. — А что если они ушли насовсем? Может у них принято так убивать людей: распять на батарее и оставить умирать с голоду».
И тут ему в голову почему то пришел анекдот. Встречаются раввин и католический прелат. Раввин из вежливости спрашивает:
— Как дела коллега?
— Да ничего, — отвечает прелат, — вот дали новый приход побогаче прежнего.
— Как, и это все?
— Ну почему же, если я буду заботиться о пастве и хорошо молиться, меня могут сделать епископом.
— И это все?
— Если я буду еще лучше заботиться о пастве и усердно молиться, меня могут произвести в архиепископы.
— Но теперь таки все?
— Могу стать кардиналом.
— Хорошо, а дальше?
— Папой Римским.
— Ну, знаете, не могу же я стать богом…
— Вот как, а у нас один таки стал.
«Ну нет, такая перспектива мне не грозит, — рассмеялся про себя Фима. Слишком много я грешил. И потом, если бы они хотели меня убить, то прикончили бы на месте. Что-то им от меня надо, но допрашивать меня, видимо, не их прерогатива. Они шестерки, а говорить со мной будет главный. Надо успокоиться и подготовиться к его приходу. Не стоит умирать прежде, чем тебя убили».