Значение «открытия» Бахтина для мировой культуры

В чем причина очарования фигуры Бахтина, благодаря чему он не только интеллектуально, но и, я бы сказал, морально завоевал мировую культуру? Дело не в том, что бахтинский голос возвысился в стране, где свободные голоса были подавлены. Мы знаем, что иногда на Западе верили посредственным в тембровом отношении голосам, единственным плюсом которых был налет «фронды», голосам не вне хора, а просто фальшивившим. В случае Бахтина мы имеем дело с поразительным феноменом совершенно независимой и глубоко творческой позиции, к тому же свободной от наслоений академизма, из-за которого несколько тускнеют другие русские ученые советского периода, внушающие уважение своей научной серьезностью, которой они хотя бы отчасти защищали себя от натиска идеологии, «научной» только по самоопределению.

Если обратиться к собственному концептуальному аппарату Бахтина, мы увидим, что такие наиболее распространенные его термины, как «диалог», «полифонизм», «карнавализация» и т.д., даже раздутые из-за известной академической и публицистической бахтиномании, могут объяснить популярность их автора, но их явно недостаточно, чтобы объяснить причину его глубокого укоренения в мировую культуру. Вышеназванные понятия обладают интеллектуальным богатством и с ними нельзя обращаться слишком вольно, как это часто происходит, но главное – это общая теоретическая и этическая позиция, лежащая в их основе, то есть в основе всего бахтинского творчества.

Чтобы понять суть этой позиции, оставим на время Бахтина и обратимся к понятию «современная мировая культура», браться за определение которой сейчас, как я уже говорил, было бы абсурдным. Но по крайней мере на один аспект этой культуры сейчас можно и должно указать для получения ответа на наш вопрос об «открытии» Бахтина. Этому центральному моменту современной культуры я даю определение антиметафизики, понимая под этим не априорное отрицание традиционной онтотеологической метафизики, а утверждение ее невозможности как определения последнего Основания Бытия, и в то же время признания ее серьезности или, лучше сказать, признания серьезности и неустранимости метафизического вопроса о последней Сути реальности. В этом смысле материализм, в том числе и называющий себя диалектическим, не является вовсе «антиметафизическим», за который себя выдает, а представляет собой, пожалуй, самую грубую разновидность метафизики, как определения-описания Реальности, в этом случае метафизики сциентистского типа, прибегающей к философски наивному и неуклюжему использованию результатов естественных наук, которым некритически приписывается значимость единственного источника познания.