Знаем ли мы все о классиках мировой литературы?

Константин Симонов иногда выполнял функции, которые возложены сейчас на «Россотрудничество». После окончания Великой Отечественной войны некоторым эмигрантам, особенно тем, кто сотрудничал с французским Сопротивлением, была предоставлена возможность вернуться в СССР. В 1946 году советский посол в Париже А.Е. Богомолов устроил Константину Симонову встречу с представителями эмигрантской интеллигенции. Симонову понравилась Тэффи. Он писал: «Тэффи была ещё очень моложавая женщина, ей никак нельзя было дать её семидесяти лет. Со мною разговаривал человек очень живого, я бы сказал, даже озорного нрава, с какими-то удивительно современными повадками. У меня и тогда, и позже – я потом ещё несколько раз встречался с Тэффи – складывалось из этих встреч, может быть и ошибочное, впечатление, что если бы Тэффи тогда вернулась домой, то она почувствовала бы себя как рыба в воде в московской не столько писательской, сколько актёрской среде». Посол познакомил Симонова и с Иваном Алексеевичем Буниным и просил Симонова «душевно подтолкнуть Бунина к мысли о возможности возвращения», как единственный русский писатель – лауреат Нобелевской премии, к тому же отвергший предложения гитлеровских оккупационных властей выступить в их печати, Бунин такую возможность имел и мог рассчитывать на приличную материальную помощь государства. «Я с охотой взял на себя это неофициальное поручение попробовать повлиять на Бунина, – позже утверждал Симонов, но сомневался в успехе. – Он казался мне человеком другой эпохи и другого времени, человеком, которому, чтобы вернуться домой, надо необычайно многое преодолеть в себе, – словом, человеком, которому будет у нас очень трудно».

Иван Алексеевич не был рачительным человеком, жил довольно бедно и до войны, как говорил он сам, Нобелевскую премию «проел» – по воспоминаниям современников, «проел» быстро, но роскошно – во время войны и после неё часто голодал. Симонов угощал его в роскошном ресторане, рассказывал о войне, о жизни в СССР, Бунин ему – о писателях-эмигрантах, об Алексее Толстом и, по-видимому, сам поднял тему возвращения. Он тоже сомневался в целесообразности этого шага, говорил: «Не хочу, чтобы меня привезли как Куприна… Вернулся домой уже рамоли[4], человеком ни на что не способным… Я так возвращаться не хочу».

Симонов получил от Бунина приглашение на ужин, заехал на аэродром к знакомым военным лётчикам и, как сам рассказывает, попросил их передать домой записку. В Москве, «у Елисеева», были куплены деликатесы, их быстро привезли на военный аэродром, и на следующий день снаряжённый для разговора Симонов был у Бунина. Возможно, здесь не обошлось без помощи посольства – вряд ли лётчики военно-транспортной авиации стали бы мгновенно исполнять поручения подполковника Симонова. Но как бы то ни было, по его словам, Бунин ел и посмеивался: «Да, хороша большевистская колбаска!..» И просил Симонова прояснить «некоторые недоразумения с Гослитиздатом» – Бунина собирались издать в СССР.

Когда Симонов улетал в Москву, Бунин ещё размышлял о возвращении. Но в это время вышла статья Жданова о ленинградских журналах «Звезда» и «Ленинград», о Зощенко и Ахматовой. «Когда я это прочёл, – пишет Симонов, – я понял, что с Буниным дело кончено, что теперь он не поедет. Может быть, Бунина не столь уж взволнует то, что сказано о Зощенко – о писателе чуждом и далёком для него, но всё, что произошло с Ахматовой, будет им воспринято лично – возвращаться нельзя! Он воспримет удар по Ахматовой как удар по себе».

И все же Иван Алексеевич любил свою родину. О Сталине, к которому относился крайне негативно, в своём дневнике он записывал: «До чего всё дошло. Сталин летит в Тегеран на конференцию, а я волнуюсь, как бы с ним чего по дороге не случилось». А Константин Михайлович Симонов, по-видимому, искренне хотел что-то сделать для возвращения писателя в Россию.