Разница в возрасте 6 лет. Сальери — ученики: Бетховен, Шуберт, Лист. Моцарт умер в возрасте тридцати пяти лет. В 1799 году родился Пушкин! «Моцарт и Сальери» написан в 1830 году 26 октября, через пять лет после смерти Сальери. Нужно очистить Сальери и поправить Пушкина. Опровергнуть трактовкой: «Сальери не мог травить, убивать Моцарта и жить после еще 34 года».
«Доверься ему, пойми его, постарайся понять. Для этого надо его услышать. Ты зациклился на себе, на своей девушке, на Пушкине, на своем театре. На том, что ты привык, к чему привык и как это — привык — умеешь делать. Но мир — театр, и люди в нем актеры. Значит, нетеатральных людей нет, и значит, он — театральный человек, но другого театра… Надо его услышать, раз он взялся за это дело. Пойми, услышь и постарайся сыграть в его театре. Не идиот же он, в самом деле, он пьесы пишет, которые играет столичный театр, ты говоришь — Арцыбашев, один из отмеченных молодых режиссеров и пр.». — Тамара о Максимове.
И опять, как говорит Кузьмин, меня Тамара выручает. К тому же надел я куртку Высоцкого. Вывози, Володя!!
Молитва. Зарядка!!
Гениальный «Годунов» вчера — снимал канал «Культура». «Вся наша группа в восхищении от вашей работы. Именно — вашей… Первым номером…» — сказала мне женщина, которая, кажется, является каким-то финансовым директором. Сказала она это мне при Бэби.
Молитва. Зарядка.
Я начинаю увлекаться тем безобразием, что мы творим в «Моцарте», какая-то семейная вырисовывается драма.
Молитва. Зарядка!!
О чем так долго, подробно переговаривались по телефону с Америкой режиссер и художник? Зачем, по словам Максимова, писались длинные письма, посылались факсы и терялись время и деньги? Какие идеи перед тобой, Дима?! Никаких. И самое печальное во всей этой истории — нам не доставляет удовольствия общение с Максимовым. Излюбленный монстр — это не Пушкин. А то, что мы делали, — это Пушкин? И кто знает — что Пушкин и что не Пушкин… Интерес артиста, а за ним интерес зрителя — вот Пушкин, вот театр. Все остальное болтовня вокруг. Ни эрудиции, ни знания, ни оригинального мышления не обнаружил до сих пор наш режиссер — хоть жду я долго, хоть я терпелив… и жду от него озарения. Он уверил с самого начала: «Это должен быть театр… Я вообще люблю в театре театр… Переодевание должно быть на сцене, на зрителе, и я знаю, как это делать». Выяснилось, что не знает. И вместо переодевания — смена костюма. А переодевание женщины на сцене — это театр, это интрига, не ахти какая находка, стара, как мир, но и будет жить, пока этот мир-театр будет жить… а жить он будет. «Вы будете читать Пушкина, Моцарт… под музыку Моцарта». Замечательно, но тогда уж не два четверостишия. А хотя бы письмо Татьяны.
Ах, Моцарт, Моцарт… Чем закончится эта авантюра…
Молитва.
Что-то должно сегодня случиться на репетиции с Максимовым. День будет поворотным, я чувствую тебя неуверенно. Дни были потеряны, форма утрачена. Однако надежда должна уходить последней. «Все будет на репетиции, кроме органа». А он-то и нужен больше всего. Что играет Бэби? Господи! Не лишай меня своей любви, своего покровительства, поддержки своей. «Бог несправедлив. Если бы он был справедлив, он бы давно наказал тебя», — услышал я из уст Михалкова в телевизоре…
«На плахе Таганки» — сигнал. «Поздравляю. Чего вы не радуетесь?» — это редактор. Максимову название понравилось: «Кто придумал?»
Молитва. Зарядка!!
Собственно, чтобы написать слово «зарядка», я и открыл дневник. Всю ночь думал, что будет со мной после прочтения оными некоторых страниц «На плахе…». Сжечь тираж? Лучше утонуть? Или опять русское: авось пронесет?! Авось выживу?! Неужели Бог оставит меня?! Вперед и с песней. Теперь — премьера впереди!!!
Молитва. Зарядка!
Да, я трушу, я самосъедался в страхе за Сальери, но на мне ответственность за Бэби, у которой уникальная возможность, судьбы подарок — сыграть Моцарта. Но мне кажется, она мало занимается на скрипке, будет фальшивить, в темноте вообще не найдет или уронит инструмент, не успеет надеть парик и пр. И в конце концов, бокалы уникальные, чернильница, песочница и нож… все с камнями, которые вставлены, впаяны в свой день и час суток, — или погубят нас окончательно с Иркой, или обеспечат успех. Но что-то в этой всей истории мерещится мне чудесное, какоето открытие. Ведь подействовало на Н.Высоцкого это зрелище, даже в виде незавершенном, безобразном и невнятном до конца… «Убойная мизансцена, когда Сальери на коленях у Моцарта. Эта жертвенность. И Высоцкий — жертва, и Моцарт — жертва». Никита говорил много и здорово. Он увидел и понял все таким внутренним чутьем и слухом… И Максимов все поддакивал, и действительно, как будто Никита подслушал все рассуждения и мысли автора спектакля.
Молитва. Зарядка!