Мы в Польше, Вроцлав. Сразу события — у Володи в Париже предынфарктное состояние, отменяется «Гамлет». Шеф на проводе: «Как текст?..» Отказался: самоубийство…
Приехал Володя и великолепно играл. Спектакль имеет совершенно иной уровень с его участием. Не шибко здоров мастер, но… Хочется, чтоб он выдюжил два самых ответственных «Гамлета». Этими спектаклями мы закрываем фестиваль «Варшавские встречи».
Смотрел второго «Гамлета»: не понравилось. Не могут эти люди играть такую литературу, такую образность, поэзию… Вовка еще как-то выкручивается, хорошо, «грубо, зримо» текст доносит… Постановочно — это убожество все-таки, могильщики с залом в капустник играют… Д. — декламирует, поет стихи,
С. — в скороговорную прозу, лишь бы сбросить с языка… Б. — вылитый Шестерка из «Черной кошки», подпевала подлый такой — «смажу ядом…», и при том всем — трус… Ф. — в джинсах, резонер с засученными рукавами…
Смерть Олега Николаевича!..
[202]В театре плохо. Театр — могила.А там Высоцкий мечется в горячке, 24 часа в сутки орет диким голосом, за квартал слыхать. Так страшно, говорят очевидцы, не было еще у него. Врачи отказываются брать, а если брать — в психиатричку; переругались между собой…
В кассе театра мне сообщили, что умер Володя Высоцкий. Бейдерман
[203]некролог пишет.А вчера я позвонил к нему домой; к телефону подошел:
— Это Дима, врач. Вы меня не знаете. Володя спит.
— Как вы думаете, сколько он будет спать?
Тот засмеялся:
— Думаю, что целый день.
— Передайте ему, как он проснется, текст телефонограммы следующего примерно содержания: Геннадий Полока и Валерий Золотухин просят его очень вспомнить молодость и, как встарь, под единое знамя соединиться в общей работе
[204].— Хорошо, я ему это обязательно передам.
Так вот: эскулап ошибся. Володя не проснулся, а в 4 часа утра заснул навеки… обширный инфаркт… атеросклероз аорты сердечной… и т. д.
Зинка Славина заташила меня в гримерную: «Ты следующий! — Спохватилась: — И Бортник… Кто тебя дома окружает, кроме жены? Кто тебе подносит… первую рюмку? Я видела сон… страшный…» — «Зина! Володя умер!!! Зачем мне разгадывать твои сны?»
Каждый, вспоминая свои последние встречи с умершим, обязательно вспомнит нечто предвещающее и только именно ему открывшееся: один его глаза остановившиеся вспоминает и не был ли он косоват от природы; другой — его ледяные пальцы, кровь не проталкивается, не циркулирует; третий — что он говорил, что «так плохо, так плохо… просто конец…» и т. д.
Я вышел на первый зонг с гармошкой и не мог удержать слез. — «Не скулите обо мне, ради Бога».
Шеф (когда села публика):
— У нас большое горе… Умер Высоцкий… Прошу почтить…
Зал встал.
И не поехал я ни в какой Чернигов, а поеду сейчас к моему товарищу, к великому человеку — Владимиру Семеновичу Высоцкому. Родители не отдали его в морг, не разрешили делать вскрытие. Он умер во сне, умер смертью праведника.
У театра парни собирают подписи, чтобы Театр на Таганке назвать Театром имени Высоцкого…
— Кто это допустит? О чем вы говорите?
— Кто бы ни допустил, а соберем… Мы хоть попробуем, как у Формана…
Вчера с самого утра милиция самых больших чинов в театре, ответственные, бедняги, за проведение похорон…
«Министерство культуры СССР, Госкино СССР, Министерство культуры РСФСР, ЦК профсоюза работников культуры, Всероссийское театральное общество, Главное управление культуры исполкома Моссовета, Московский театр драмы и комедии на Таганке с глубоким прискорбием извещают о скоропостижной кончине артиста театра Владимира Семеновича ВЫСОЦКОГО и выражают соболезнование родным и близким покойного».
Все, что они могли сказать о нем… — в двух газетах. Страна еще не знает, что умер один из самых чистых и честных голосов России.
В Серпухове нас спрашивают: «А правда ли?..» — и уже ходят слухи, что его отравили.
Последние часы этого страшного месяца, унесшего от нас двух товарищей наших. Господи, Господи, Господи! Это ужасно, что мне предстоит все это описать, потому что я не могу этого не записать, память стала треснутым сосудом, в котором удерживается в основном грязь.
Что я сказал Володе. Кстати, мысль, ответственность и волнение, подбор слов — испортили мне прощальные минуты с Володей. Я больше думал о себе, как и что скажу и что будут говорить о том, что я говорил. Вот ведь какая фигня.
«Дорогой товарищ наш, дорогой Володя. Мне выпала горькая участь сказать слова прощания от лица твоих товарищей, от лица театра, артистов, постановочной части, от лица всего коллектива.
С первого твоего появления на этой сцене, с первых шагов твоих на этих подмостках до последнего слова твоих сочинений мы, товарищи твои по театру, с любовью, восторгом, любопытством, болью и надеждой наблюдали за твоей азартной траекторией. Ты был душой нашей, ты есть счастливая частица наших биографий, биографий всех тех людей, которые хоть на малое время сталкивались с тобой в работе. Ты стал биографией времени.