Знаю только я

Мне пришлось переменить дневник, ибо развалилась совершенно тетрадка. Бракованная попалась и только раздражала меня, когда вспомню пописать. Сегодня среда, репетиция Раскольникова развалилась, и вообще все развалилось кругом. Особенно в душе и в доме. Жутчайшая меланхолия. Ничего не хочется делать, ни с кем встречаться, разговаривать, е… и т. д. Подозреваю даже, что это меня Раскольников мучает, пугает, злит и бесит. Я должен убить старуху и переступить. А меня на мелочи-то не хватает, на простые шаги, не то чтобы посметь нагнуться и поднять власть. Она мне сто лет не нужна. Я люблю подчиняться, привык, чтобы мной руководили, за меня думали и вели меня, как собаку на поводке. Свои все, даже наиболее решительные, поступки в жизни (кстати, я таких за собой что-то не помню) я делал вслепую, зажмурясь и почти всегда с запасным черным ходом, почти всегда с соломкой. Это меня мучит. Это меня злит. И мучит тех, кто со мной рядом. Моя мелкопород-ность меня пугает и истязает. Я и так знаю, что я не Наполеон, чего мне строить его из себя даже на минуту. Я великий, гениальный актер… Черта с два! Гениально я играл только Кузькина. И то не всё. А частями, например, «суд» и «счастье». Блестки гениальности, как блестки жира в постных щах, редки. Но и они радуют голодный взор. Раскольниковым надо заболеть, забеременеть — это значит, из себя человека вытравить, обозлиться, возомнить о себе черт знает что и в ТОСКУ дикую перелить. Это измучить себя, пройти через какие-то страдания. А какое страдание у меня?! Все однозначно, мелко и фальшиво. Время мое и душа разменяны на медяки, на мелочь. Встаешь утром, запустил руку в мешок, ухватил пригоршню меди — и в карман, и всё в этой пригоршне: и поступки, и мысли, и душа, что на день отпущена, а Бога нет. И продаешь его потихоньку и оптом, и в розницу.

Днем не работается, не живется, а ночью ото всего — не спится…

19 марта

Руки дрожат, только что прибежал со сцены, идет «Добрый». Играл потрясающе, по-моему.

Высоцкий мне принес пол-литровую банку красной икры.

Идет второй антракт. Кажется, после спектакля будут цветы: в зале сидит девочка с дедушкой, которая регулярно приносит мне на какой-нибудь спектакль красные гвоздики.

…Гвоздик не было. Они были — но Высоцкому.

30 марта

24-го в Доме кино премьера «Бумбараша». После перерыва нас позвали на сцену. Мы вышли. Я предупредил Рашеева[156], что буду говорить. Фрид[157] представил группу. Рашеев сказал. И вышел я и произнес:

— Мне не стыдно сегодня глядеть в глаза вам… Я вижу в зале много любимых мной актеров, уважаемых режиссеров, писателей, и мне не стыдно за то, что вы будете сейчас смотреть…

— Проще! — кто-то крикнул из зала.

Это меня разозлило. Я ему ответил, чего, наверное, делать было не надо:

— Идите сюда, идите и скажите, а сбивать меня хамством не надо…

Тут у меня наступил какой-то провальчик. Меня этот тип выбил. Но ненадолго, потому что я четко знал, к какому концу я должен прийти от «стыда».

— В этом жанре в свое время я начинал работать с режиссером Полокой в фильме «Интервенция», который, искореженный чужими руками, до сих пор лежит на полке, и мы все равнодушны к этому и ничего не делаем, чтобы это исправить. Кто же в этом виноват? Кто виноват в том, что три года лежал «Рублев»?!

В этом месте, кажется, раздались аплодисменты и шухер в зале. Я продолжал.

— Почему не мы с вами решаем судьбу нашего профессионального труда, а кто-то? — поставил я вопрос, сказал «спасибо» и вернулся в строй.

Рядом со мной стоял директор театра Дупак. 25-го Дупак высказал мне большое «фэ» по поводу моего выступления на премьере. Что будто и Лапин[158] опять кричал про «Таганку» и будто фозил с картиной расправиться, он еще, дескать, не видел, а ее уже в Доме кино четыре раза показывали. И Караганов[159] возмущался и т. д. Что это — опять удар по театру?

Высоцкий:

— Молодец, уважать больше будут. Они не могли сказать, а ты — сказал. Не переживай.

9 апреля

Вчера поднимаюсь к себе в гримерную и вижу записку:

«Дорогой Валерий!

Я был в Мытищах и подумал о друзьях…

Высоцкий».

Целая авоська коньяку, вина и бутербродов с красной икрой. После спектакля зашел к девкам — и выпили. И мне хорошие слова достались, что не зажилил, а поделился с друзьями.

Ким сказал, что киевский Демичев[160] отозвался о «Бумбараше» как о контрреволюционной картине. И что этот звук уже докатился до Москвы. Надо ждать неприятностей. Господи! Пронеси беду мимо моего «Бумбараша».

10 августа