Знаю

— …Когда в ските остался последний монах, глубокий старец, он вдруг понял, что со всеми ними случилось. Разменяли они божье, на мирское. Стали думать не о спасении души, а о земном: как новый монастырь построить, как больше паломников в ските приютить, как еды получше заготовить, жизнь в ските получше обустроить, — видно было, что увлекла туристов эта история. С проводника глаз не сводили, каждое слово ловили. Девушка, вообще, про свой коммуникатор забыла, что до этого из рук не выпускала. — Тогда сильно загоревал он. Ведь не уберег он своих братьев, умерли они без божьей благодати, — проводник сделал длинную паузу, показывая лицом, какая страшная трагедия случилась много лет назад. — Лесники рассказывают, что до сих пор здесь можно услышать горестные молитвы того самого последнего монаха… Кстати, этот заброшенный скит совсем близко. Здесь пройти нужно совсем немного. Сейчас отдохнем и сходим посмотреть.

Замолчав, он отвернулся, чтобы притихшие туристы не видели его широкой улыбки. Его бы воля, ржал бы так, что деревья тряслись.

— Ну, отдохнули? Пойдем…, - через некоторое время он повернулся к ним.

В этот самый миг со стороны скита раздался странный звук — не той вой животного, не то вопль человека. Трубный, словно раздавался из-под самой земли. Пробирал до самых печенок. Проводник, благо человек бывалый и многое повидавший на своем веку, поежился от побежавших по спине мурашек. Слишком уж явно звучало отчаяние и ярость, волнами сменявшие друг друга. Он даже не был уверен, а человеку ли принадлежал этот голос?

— Что это? — пискнула девушка, еще сильнее вжавшись в бок парня.

— Не знаю, — пробормотал проводник, неосознанно хватаясь за свой карабин. — Наверное, не пойдем туда…

— //-//-

Ничего с магическим источников не выходило. Обнаружив записку целительницы, парень, как угорелый, бросился за работу. Пытался разом делать все те упражнения по накоплению энергии, что помнил из рассказов преподавателей гимназии. Снова и снова талдычил одно и то же, надеясь взять упрямством. Сотни раз проделывал каждое упражнение, мысленно представляя, что внутри него разгоралось пламя. Едва начинал ощущаться слабенький огонек, и он замирал от радости, как все заканчивалось. Нарастающую силу, словно отрезало от него. Приходилось все начинать сначала.

Медитация тоже не помогала. Алексей честно старался. Можно сказать, жилы рвал. Только никак ему не удавалось нужное настроение поймать. Только настроится, нащупает вроде волну, как эмоции с силой накрывали его. Какая тут медитация, какое спокойствие и покой, как советовала целительница? Хорошо об этом говорить, когда ты сыт и лежишь в теплой постели. Попробуй быть спокойным и отрешенным, если все наоборот — тебя одолевает пронизывающий холод, сильно грызет чувство голода и, главное, обуревает страшное отчаяние. Как тут медитировать? Вот и срывался парень раз за разом. Ничего не выходило.

Он уже не понимал, сколько времени здесь находился. Коммуникатор давно сдох и часов Алексей лишился. Сложно было судить и по чувству голода. Вообще, в кромешной темноте этого подземелья время казалось относительным. Оно словно текло иначе: то растягивалось до бесконечности, то сжималось в единую точку. Парень сидел на месте и время замирало, начинал что-то делать и время бежало.

Не смотря на преследовавшие его неудачи, Алексей еще держался. Чтобы отчаяние не захлестнуло его с головой, все время пытался себя чем-то занять.

В очередной раз облазил скит, постаравшись запомнить расположении его келий и тоннелей. Отразившийся в памяти план оказался прост и не затейлив. Было всего два центральных хода, прорытых шагов на двадцать — тридцать перпендикулярно друг к другу. В разные стороны от них отходили небольшие каморки-кельи, в которых крупному человеку было особо не развернуться. Все было узкое, невысокое.

Не раз и не два начинал разбирать завал. Найденной в каком-то глухом углу железкой — то ли кованным гвоздем, то ли куском штыря — часами ковырял каменистую землю. Усилия прилагал большие, а результат небольшой. Попадалось много широких плит песчаника, наглухо перекрывавших проход. Один конец такой каменюки только подкапаешь, как пласт сдвигался и засыпал уже сделанное. Пробовал в бок копать, но толку и там не было. После полуметра земли везде сплошной камень начинался.

Утомившись, заползал в одну из келий. Здесь захлебываясь пил холодную, сводящую зубы, воду. Старался заполнить желудок полностью, чтобы заглушить голод. Откидываясь на каменную возвышение — лежанку, надолго замирал без движения, уставившись в неприглядную темноту. Лежал без всяких мыслей в голове.