Знают истину танки !

— Хотя бы у блатных мы переняли немножко гордости, цыплячьи революционеры! Ведь блатные не положат ни камешка на стену своей тюрьмы! И не натянут ни одной нитки колючей проволоки! Трех лет еще не прошло- студентами какие мы гордые речи произносили! Какие мы смелые тосты поднимали — перед девчонками! А здесь — наделали в штанишки?..

Мантров, проверив, чист ли камень, садится боком на стену:

— Но прошло три года, и пора становиться мужчинами. Здесь постарше нас, поопытней, — а что придумали? Вот, Герой Советского Союза… А что придумал он? Куда бежал? На что рассчитывал? Таран!своими боками… Или полковник Евдокимов. Академию Фрунзе кончил, два раза упоминался в сводке Информбюро. И говорит: я из окружения полдивизии вывел, а вот что здесь делать — не знаю…

— Но из нашей трезвой трусости! Из нашего беспамятного рабства! — какой-то же выход должен быть!!

— Самообладание, мой друг, — вот наш выход. Ясность ума. И самообладание. Только тогда мы можем рассчитывать пережить срок. Выйти на волю. Захватить еще кусочек мирной жизни, пока не начнется новая война.

Нет! нет! нет! нет! не то.

— Да как ты не понимаешь? Да не нужен мне мир! И никакая воля мне не нужна!! И сама жизнь мне не нужна!! б е з с п р а в е д л ив о с т и!!

МЕДЛЕННОЕ ЗАТЕМНЕНИЕ.

стеклянный печальный звон бандуры. Неторопливый перебор струн на мотив "Выйди, коханая…"

ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.

По экрану, в длину его, медленно проплывают двухэтажные вагонки, вагонки, вагонки, печь беленая, барачные окошки в решетках (за ними — тьма). Заключенные лежат, лежат, на первых «этажах» еще и сидят. Раза два мелькают шахматисты. Редкие читают. Кто спит, кто так просто лежит. Слушают, смотрят на…

звуки ближе.

…бандуру. На втором этаже вагонки поставлен ее ящик. Откинута и стоймя держится крышка. На ней изнутри — умильно-лубочный пейзаж: белая мазаная хатка с вишневым садочком за плетнем, на улочке верба погнутая, и дивчина в лентах с писаным лицом несет на коромыслах ведра. Но в благородном звоне бандуры у нас не улыбку, а грусть об утраченном вызывает этот наивный рисунок.

струны бандуры перебирают пальцы двух рук.

Это играет старик со стриженой седой головой. Там, наверху, он поджал ноги, сгорбился над бандурой. Он сам — не плачет ли?..

На соседней с бандуристом койке — мордастый парень — Ы-655. У него грубое лицо, но умягченно он слушает бандуру.

И у него в таком селе такая дивчина.

(Выйди, коханая, працею зморена,

Хоч на хвылыноньку в гай!..)

МЫ ОТХОДИМ

по большому бараку, а потом и теряем бандуру из виду. Но она все играет, надрывая душу. Потом тише.

Внизу сидит старик с головою льва, только без гривы. Щеки небриты, сильно заросли. Высокое чело, оголенное возрастом темя. Он в очках, штопает шерстяной носок.

Близкий голос:

— А за что, Дементий Григорьич, могли посадить вас, безвреднейшего ботаника?

Дементий Григорьич поверх очков покосился на спросившего.

Улыбнулся:

— Ботаников-то и сажают, вы газет не читаете?.. Впрочем, я не за ботанику. Я раньше успел…

Штопает носок.

…Будь это лет сорок — полсотни назад, я вполне мог бы послужить персонажем для чеховского рассказа. Ученая размазня, собирающая свои гербарии где-то в захолустной России. Писал бы труд о каком-нибудь "леукантемум вульгарис". Ну и девушка, конечно, передовая, непонятная… Какое-нибудь мучительное провожание между ржи, при луне. Кажется, даже такой рассказ у Чехова есть. Но в наше время новеллы имеют другие сюжеты. Я наказан за реликтовое чувство: за нелепое желание защищать родину. Тюрьма моя началась с того, что я записался в народное ополчение. Кто не пошел — продвинулся, преуспел. А ополчение бросили с палками на танки, сдали в плен и от издыхающих в плену отказались…

Занимается своим носком.

КОСАЯ ШТОРКА, ЗАЙДЯ ЗА ДИАГОНАЛЬ ЭКРАНА, ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ ЧЁРНОЙ ЧЕРТОЙ.

В нижнем задавленном углу, окруженное сизыми клубами затемнения, остается освещенное лицо ботаника. Он — штопает.

А наверху, на просторе экрана — светлая чистая комната. Портрет маршала Сталина на стене. Пирамидка с карабинами и автоматами. На нескольких скамьях, друг за другом, сидят солдаты, сняв фуражки на колени. Бритые головы. Привыкшие к исполнению лица. Очень серьезные, как перед фотоаппаратом. Скомандуй им залп — и тотчас будет залп.

ПЛАВНЫЙ ПОВОРОТ ОБЪЕКТИВА.

Солдаты — затылками, а лицом к нам — их политрук. Толоконный лоб!

— …ознакомить вас с некоторыми судебными делами заключенных, чтобы вы понимали, кого вам поручено охранять. Это — отбросы общества, это — гады, задохнувшиеся от ненависти, это — политическое отребье, недостойное того хлеба и каши, которые им дает советская власть. Я вот в канцелярии лагеря выбрал дела наугад…

Политрук берет папку из стопы перед ним, раскрывает…

…Меженинов Дементий Григорьевич. По специальности ботаник. Прокрался в аппарат Академии наук. Получал огромную зарплату. Спрашивается — чего еще ему не хватало? Так нет! — он отравлял семенные фонды! Подрывал прогрессивную систему академика Лысенко и тем способствовал гибели урожаев! А во время войны пошел и предал родину!..

Откладывает папку в негодовании, берет сразу две, одна вложена в другую,