Знак

Акос встал за спиной у Кайры, смотревшей в иллюминатор. Ее завораживало зрелище бескрайней пустоты космоса.

А ему нравились перемигивание звезд, ровное сияние далеких планет, пурпур токотечения.

– Есть шотетское стихотворение, которое я очень люблю, – вымолвила она на чистом тувенском.

Прежде Кайра почти никогда не говорила с ним по-тувенски. Значит, теперь пришло время для тувенского, для его родного языка.

Сейчас Кайра и Акос были на равных. Кайра едва не погибла, пытаясь этого добиться.

Акос наморщил лоб и задумался. Наверное, о человеке можно судить по тому, как он себя ведет, ощущая боль. Кайра, чьи физические страдания были нескончаемы, хотела пожертвовать жизнью, чтобы освободить Акоса.

Он никогда этого не забудет.

– Его сложно перевести, – продолжила она, – но примерный смысл такой: «Лишь тяжесть на сердце свидетельствует, что справедливость восторжествовала».

– У тебя – отличное произношение, – проговорил Акос.

– Мне нравится, как звучит тувеский, – она дотронулась до горла. – Я сразу начинаю думать о тебе.

Акос взял Кайру за руку, их пальцы переплелись. Тени исчезли, ее смуглая кожа потускнела, но тревога из глаз не ушла. Возможно, если Акос будет сравнивать бездонную космическую пустоту с цветом ее глаз или теплым оттенком ее кожи, ему удастся к ней привыкнуть?

– Справедливость восторжествовала, – повторил он. – Но это лишь только одна из точек зрения.

– Такова и моя точка зрения. А ты, судя по кислому выражению твоего лица, избрал путь вины и отвращения к себе.

– Я хотел его убить. И ненавижу себя за подобные желания, – Акос вздрогнул, взглянув на свои руки, покрытые синяками и царапинами – совсем как лапы Васа.

Кайра помолчала.

– Никто не знает, что правильно в жизни, а что – нет, – ответила она. – Мы лишь делаем то, что в наших силах. И каждый из нас всегда нуждается в милосердии. Сказать, кто меня этому научил? – улыбнулась она. – Ты.

Акос оторопел. Он не представлял, что мог чему-то научить Кайру Ноавек. Зато прекрасно представлял, чем ей придется платить за проявленное милосердие по отношению к Айдже и Ризеку. Кайра сама сделала свой выбор. Вместо выстраданной победы она получила взамен только злобу Исэй и презрение заговорщиков. Но Кайру Ноавек, похоже, не слишком беспокоили такие проблемы. Никто не умел переносить чужую неприязнь так, как Кайра. Временами она словно нарочно подстегивала чужую ненависть.

Акос вздохнул. Он все понимал. Кайра искренне считала, что чем дальше люди будут держаться от нее, тем лучше для них.

– Чего уставился? – спросила она.

– Ты мне нравишься.

– Угу.

– Я имею в виду, ты нравишься мне такой, какая есть. Я не хочу, чтобы ты менялась, – он улыбнулся. – Я никогда не думал о тебе как о чудовище, оружии или… как ты еще себя именовала? Ржавый…

Он не договорил. Ее ладонь прижалась к его губам, не давая произнести слово «гвоздь». Прохладные, чуткие пальцы пробежались по шрамам и кровоподтекам, будто желали их забрать. Он ощутил запах тихоцветов, солефрутов и своего родного дома.

Акос вдохнул аромат ее кожи. Они оба становились смелее: пальцы запутывались в волосах, цеплялись за полы рубашек, находили незнакомые прежде места, – мягкий изгиб ее талии, ямочку на его шее. Тела прижимались друг к другу: грудь к груди и колено к колену…

– Эй, вы двое! – закричала Тека, появляясь на палубе. – Не на публике же!

Кайра резко развернулась и сердито посмотрела на Теку.

Акос знал, что она сейчас чувствует. Ему тоже хотелось большего.

Ему хотелось всего.

41. Кайра

Я спустилась по лестнице, ведущей на склад, где заперли моего брата. Двери были из прочного металла, однако в них имелись вентиляционные отверстия. Я замедлила шаг. Каждый раз, когда корабль вздрагивал, над моей головой мигали лампы.

Отверстия находились на уровне глаз. Я приникла к ним и заглянула в помещение, ожидая увидеть бесчувственного Ризека на полу рядом с бутылками растворителя или кислородными баллонами. Не тут-то было. Сначала я вообще никого не увидела. Судорожно хватала ртом воздух, намереваясь позвать на помощь, но внезапно в поле зрения возник Ризек.

Его силуэт был расчерчен полосами от решетки вентиляционного отверстия.

Глаза оставались мутными, но полными презрения.

– Ты еще трусливее, чем я думал! – прорычал он.

– Мы поменялись местами, Ризек. Оказывается, по эту сторону двери находиться куда интереснее, – заметила я. – Ты только поосторожней, ладно? А то я буду вести себя с тобой так же, как ты раньше поступал со мной.

Подняв руку, я позволила теням ее окутать. Чернильные завитки, как тонкие волоски, оплели мои пальцы. Провела ногтем по решетке, думая о том, как легко было бы сейчас причинить боль Ризеку. Просто открыв дверь. Никто меня не остановит.

– Кто это сделал? – спросил он. – Кто меня отравил?

– Ты ведь знаешь, кто. Я.

– Нет! – возразил Ризек. – После твоей первой попытки меня убить я запер комнатушку, где хранились зелья с тихоцветами на ключ! – Он усмехнулся. – Говоря «запер», я имею в виду замок, который открывается кровью Ноавеков. – Ризек сделал многозначительную паузу. – И ты не смогла бы отпереть дверь.