Знак

Она продолжала учить меня литературе и естествознанию, по прочим предметам я ее превзошла и занималась самостоятельно, что позволяло Отеге хозяйничать на кухне.

– Я думала, Ризек отправил солдат захватить предсказательницу. Какую-то старуху.

– Так и есть. Но она покончила жизнь самоубийством и избежала плена. Впрочем, Васу и его людям давно было поручено поймать братьев Керезет. Говорят, когда их, брыкающихся и вопящих, тащили через Рубеж, младший, Акос, умудрился освободиться от наручников, украсть нож и убить одного из солдат Васа.

– И кого же? – заинтересовалась я.

Я знала солдат, отправившихся с Васом: один обожал карамельки, у другого было травмировано левое плечо, а третий выдрессировал свою птицу брать еду прямо у него изо рта. Полезно знать такие вещи о своих подчиненных. На всякий случай.

– Кальмева Радикса.

Ага, сластену, значит.

Я нахмурилась. Кальмев Радикс был опытнейшим воином моего брата. И его прирезал обычный тувенский мальчишка? Позорная смерть.

– А зачем Ризеку понадобились братья? – спросила я Отегу.

– Все из-за их судеб, – Отега многозначительно поиграла бровями. – Вроде бы. А поскольку об их судьбах известно одному только Ризеку, то, полагаю, это правда.

Я пожала плечами. Я тоже ничего не знала ни о судьбах Керезетов, ни о чьих-либо других, исключая свою собственную и брата. Неделю назад мы с ним смотрели новости, и Ризек выключил экран через несколько секунд после появления руководителя Ассамблеи, заговорившего на отирианском. У нас уже более десяти сезонов подряд было запрещено изучать любой другой язык, кроме шотетского. А слуги могли услышать отирианский… так что лучше было не рисковать.

Отец поведал мне о моей судьбе в ходе скромной церемонии по случаю пробуждения токодара: «Второе дитя рода Ноавеков пересечет Рубеж». Странный удел для судьбоносной дочери, именно потому, что донельзя тривиальный.

Я давненько не хаживала потайными коридорами: в доме часто происходило много таких вещей, которые мне не хотелось и видеть. Но хоть мельком взглянуть на братьев Керезетов… Да, для этого можно сделать исключение.

Что я знала о тувенцах, кроме очевидного факта, что они – наши враги? Почти ничего существенного. У них – тонкая кожа, которую легко пропороть ножом, и они злоупотребляют ледоцветами, ставшими основной доходной статьей их экономики.

По настоянию матери я выучила их язык, – шотетская аристократия была, конечно же, свободна от отцовского запрета. Произношение давалось мне с трудом, слишком сильно отличались суровые, властные звуки моего родного языка от шелестящей, порывистой речи тувенцев.

Скорее всего, Ризек отвел Керезетов в оружейную. Едва я, пройдя потайными коридорами, присела в нише и слегка сдвинула панель в стене, чтобы заглянуть в щелку, как послышались шаги.

Оружейный зал ничем не отличался от других помещений в поместье Ноавеков: стены и пол обшиты темным деревом, отполированным с таким тщанием, что они казались покрытыми наледью. С высокого потолка свисала затейливо выкованная люстра с круглыми стеклянными плафонами, внутри которых мельтешили светлячки фензу, отбрасывая тревожные, дрожащие блики. Зал практически пустовал. Бежевые подушки, разложенные на деревянных скамьях, запылились и посерели. Прежде родители часто устраивали здесь балы, но Ризек водил в оружейную только тех, кого хотел запугать.

Первым, кого я увидела, был Вас, стюард моего брата. Кожа на одной половине его черепа покраснела от тщательного бритья, тогда как волосы на второй половине висели сальными прядями. Вместе с Васом в зал, волоча ноги, вошел мальчик. Он был в синяках и гораздо ниже меня ростом. Узкоплечий, худосочный и бледный.

Сделав несколько шагов, мальчик напрягся в ожидании самого худшего.

Раздались сдавленные всхлипывания, и порог оружейной переступил другой мальчик с густыми, кудрявыми волосами. Он оказался выше ростом и плотнее первого, но до того съежился, что выглядел невзрачным и маленьким.

Передо мной были братья Керезеты. Обласканные Судьбой дети своего поколения. Не очень-то впечатляющее зрелище.

Ризек развалился на ступенях помоста у противоположной стены зала. Мой брат уже облачился в броню, которая, однако, не прикрывала его руки. Люди могли видеть татуированные шрамы на предплечьях Ризека, свидетельствующие о числе убийств. Эти смерти были заслугой нашего отца, который таким образом постарался пресечь все слухи о слабости своего сына. Правой рукой Ризек подкидывал ток-нож, всякий раз ловя его за рукоятку. В голубоватом свете фензу брат выглядел бледным, как труп.

Увидев пленных тувенцев, он осклабился. Улыбка всегда украшала его, даже если несла вам верную гибель.

Ризек откинулся назад, опершись на локти, и склонил голову набок.

– Ну и ну! – произнес он низким голосом, до того хриплым, будто Ризек кричал целую ночь напролет. – И это те, о ком я слышал столько замечательных историй? – продолжил он, тщательно выговаривая тувенские слова, и кивком указал на избитого Керезета. – Значит, тувенский молокосос умудрился заработать отметину еще до того, как его погрузили на наш корабль? – захохотал он.