Знак беды

Она легко и уверенно ступала во тьме, так как знала здесь каждую былинку или рогатину, а Корнила медленно тащился следом, позвякивая уздечкой и тихо понукая лошадь. Так в сплошной темноте они добрались до кустарника, что темной стеной высился на краю оврага.

– Вот тут ямины где-то, – пригнувшись, Степанида пошарила в траве руками. – Сейчас подниму хворост.

– Сперва давай снимем, – сказал Корнила. – Я возьму, а ты пособи. Все же груз...

Они подступили к телеге, Корнила обеими руками потянул из-под сена бомбу, Степанида подхватила под мышку ее холодный железный хвост.

– Тяжелая, холера!

– А ты думала! Зато силу имеет. Не какой-нибудь там снарядик. Мощь!

Очень осторожно они опустили длинное, скользкое от дождя тело бомбы на мокрую траву возле ног, Корнила, сойдя ниже в яму, потянул бомбу на себя.

– Она, знаешь, немного того... С брачком, – натужно сообщил он, выпрямляясь и тяжело дыша.

– Неужто с брачком? – насторожилась Степанида.

– Брачок небольшой, правда. Если кто из военных так скоро исправит. Небольшой брак, – поторопился заверить ее Корнила.

– Что же давеча не сказал?

– А тебе что? Не все равно? Верно же, не сама будешь. А специалист, он исправит. Который военный.

– Так где же теперь военный...

Больше она ни о чем говорить не стала, подумала, что еще проговоришься перед этим Корнилой. О ее планах не должен был знать никто из посторонних. Хотя Корнила не посторонний, конечно. И еще понимала она, что одной ей вряд ли справиться, нужны будут помощники. Но помощники найдутся. Не может быть, чтобы не нашлись помощники. Не теперь, так потом. Была бы бомба.

– А то, что мокрая, ничего? Не отсыреет? – спросила Степанида.

– А ничего. Заряд же в железе, – уверенно сказал Корнила, и она подумала, что, наверно, он знает: служил в армии и даже был на польской войне, говорили, едва не дошел до Варшавы.

Они навалили на бомбу сухого хвороста, который лежал возле ямы – прошлым летом Петрок расчищал тут на краю оврага, чтобы не разрастался кустарник, не затемнял огород. Теперь ей показались смешными эти его хлопоты, пришло время позаботиться о другом. Но хворост сгодился.

– Ну пусть лежит, – устало сказал Корнила, выбираясь из ямы. – Так где же подсвинок?

– Да в засторонке. Надо кругом объехать. Следы чтобы...

– Ну, конечно, следы...

Он снова взял коня за уздечку, Степанида пошла впереди и почти на ощупь в моросящей дождем темноте привела его к стежке через огород, сбросила жердку с изгороди, чтобы он мог проехать к истопке. Порожняя телега тихо, без стука переваливалась по бороздам, конь мягко ступал по мягкой земле. Возле дровокольни они остановились.

– Вот тут. Я сейчас!

В мокрых зарослях лопухов и крапивы она нащупала низкую дверь засторонка, откинула подпорку, и ей под ноги выкатился из темноты светлый подвижный круглячок, радостно захрюкав, начал тыкаться жестким пятачком в ее мокрые ступни. Ей стало жаль поросенка, столько она нагоревалась с ним и вот должна отдавать чужому. Но усилием воли она подавила в себе эту жалость. Теперь, когда все шло прахом, было не до жалости к этому глупому созданию, надо было заботиться о более важном.

– Иди, иди сюда...

Поросенок доверчиво отдался в ее руки, приподняв, она прижала к себе его тяжеловатое теплое тело, понесла к телеге.

– Вот, куда его?

– А в мешок. Мешок есть...

Ну конечно, у него был мешок, иначе как же везти поросенка в телеге? Только бы его туда посадить, подумала Степанида. Неловко впотьмах она сунула его головой в подставленный мешок, но поросенок, наверно, догадался, что ожидает его, растопырил ноги, задергался, забился всем телом, и она едва удержала его в руках.

– Ну, что ты? Ну тише, дурень!

Корнила, однако, ловко укутав его мешком, бросил в задок телеги, прикрыл сеном. Поросенок пронзительно завизжал в темноте.

– Тихо, ты! Холера, малый, а писку...

– Не такой уж и малый! – готова была обидеться Степанида. – Весенний хороший подсвиночек.

– Я думал... А то...

Похоже было, что Корнила обиделся, видно, ему показалось, что поросенок слишком мал. И правда, не кабанок еще, но ведь и бомба, как сам-то признался, не очень чтобы – с браком. Еще надо как-то исправлять, подумала Степанида с досадой, а кто ее тут исправит?

– Упитанный, спокойный, очень славный подсвиночек. Чтоб не это вот, век бы не отдала.

– Ладно, – сказал Корнила, обрывая на том разговор.

Колеса его телеги немного скрипнули на развороте, Степанида показала, как выехать со двора. Корнила направил коня к воротцам и остановился.

– Так ты это, молчи. Если что, я тебя не видел, ничего не знаю.

– Что я, малая? – отозвалась Степанида, неприязненно подумав: небось не глупее тебя.

Корнила тихо поехал темной дорогой, сначала слышно было, как бился, пытаясь подать голос, поросенок под сеном, но постепенно все стихло. Рудька, который до того прятался за углом, подбежал к хозяйке и неуверенно тявкнул во тьму.

– Ну вот! – сказала она, обращаясь к собаке. – Что теперь будет?