Знак бесконечности

Его губы были нежными и мягкими, прикосновения ладоней к плечам ласковыми. И Соня сдалась.

К чему сопротивляться? Ланы больше нет…

— Почему вы расстались? — спросила она, прервав поцелуй.

— Потому что я ее не люблю, — Антон снова перевернулся и оказался сверху. — Потому что я люблю другую девчонку.

— Потому что ты избалован и получаешь то, что хочешь.

— Все может быть, — ответил он, касаясь лбом ее лба. — Но ты не пожалеешь.

Нежность, страсть, любовь, неутоленное желание. Все было слишком личное, слишком интимное, такое, для чего не нужны слова. Слова могут только разрушить то хрупкое, что у них зарождалось. Соне так казалось.

И она молчала. Любила. Отдавала себя любимому человеку. Упивалась прикосновениями родных рук и губ.

Как долго его не было в ее жизни. Господи, как долго.

12

За эти годы из девочки она превратилась в женщину. Исчезла угловатая худоба, появились плавность и женственность, грудь стала более тяжелой, но это была она — Соня. Его Соня. Он так много пропустил. Антон не хотел знать, кто у нее был после него. Он запрещал себе об этом думать. И плата Биг босса за содеянное казалась сейчас недостаточной, слишком маленькой.

Из-за чужой грязной игры Антон потерял свое, желанное, близкое. Соня была создана для него, только для него, и больше ни для кого.

Смотрела на него в ожидании, а он не знал, что сказать, только целовал и гладил, обнимал, прижимал к себе, водил носом по ее шее, касался губами выступающих ключиц.

Им действительно надо было поговорить, но разговор почему-то не клеился.

Даже после душа, когда Антон вынул из шкафа свою футболку и протянул ей, вместо того чтобы произнести заготовленное, сказал:

— Здесь рядом есть кафе со службой доставки, давай закажем что-нибудь на ужин.

А ей уже пора домой. Появится в квартире Лана или нет — не имеет значения. Несмотря на только что произошедшее, они с Антоном не пара, не вместе, у них просто одновременно отказали тормоза.

На предложение Чехова Соня ответила согласием и, пока он искал телефон, в котором находилось приложение, с любопытством прошлась по гостиной. Красиво, стильно, просто и дорого, достаточно свободного пространства. Впрочем, по-другому и быть не могло.

Она остановилась перед большой фотографией летящих над морем птиц. В кадре чувствовалась такая свобода, бескрайность моря и даже ветер, что Соня вспомнила парусник в Глазго.

— Ты когда-нибудь хотел стать птицей хотя бы на час? — спросила она, глядя на кадр. — Чтобы взмахнуть крыльями, оторваться от земли и полететь?

— Как Катерина в «Грозе»? — услышала за своей спиной вопрос.

— Дурак.

Антон улыбнулся. Во-первых, его давно никто не называл дураком, а во-вторых, она поняла. Поняла, почему он выбрал именно эту фотографию. За свободу и полет.

— Полет бывает разный, — ответил он, подойдя со спины к Соне, обняв ее за талию и положив голову на любимое плечо.

Антон упивался тем, что может сейчас все это делать, она разрешает. От Сони пахло его гелем для душа, на ней была его футболка и на ее ключице — его след. Она его. Его, его…

— Жизнь тоже может быть полетом. Просто одному удается сохранить крылья, и он летит, а другому их ломают.

— И что тогда делать? Искать новые? — тихо спросила Соня.

— Или возвращать старые.

— Если бы это было так просто.

Соня мягко высвободилась из его рук и сделала несколько шагов по комнате, наткнулась взглядом на открытки, лежащие на журнальном столике. Сезанн и Гварди. Гора и Венеция.

— Забавно, — чуть приподняла в улыбке уголки губ.

— Почему?

— Я купила точно такие же, только еще Гейнсборо и Сарджента.

Ответить он не успел, зазвонил телефон, и на звонок надо было ответить, потому что на проводе находился их с Никитой клиент. Сегодня в кофейне Никита информировал, что данный товарищ слишком обеспокоен скандалом с наркотиками и собрался выводить свои деньги из их компании.

— Пусть позвонит мне напрямую, — сказал тогда Антон.

И вот он позвонил. Пока Антон рассказывал обеспокоенному клиенту о происках конкурентов и о том, что лично он сейчас находится в Москве и с компанией все в полном порядке, Соня продолжала медленно бродить по комнате, останавливаясь перед креслом с мягкой обивкой, перед полкой, где стояло несколько книг, в том числе и подаренный ею когда-то Чехов. Заметив знакомый том, она провела по корешку пальцем, а потом увидела кактус и застыла.

Соня стояла спиной, и Антон не мог видеть ее лица, он продолжал успокаивать клиента. Кажется, ему это удалось. Когда разговор был закончен, Соня тихо спросила:

— Это тот самый?

— Да, я забрал его.

Она ничего не ответила. Она все так же стояла к нему спиной и не шевелилась. Антон не выдержал, взял Соню за плечи и развернул к себе. У нее были закрыты глаза, а по щекам струились слезы.

Она почти никогда не плакала. А если и плакала, то в основном это были слезы злости или обиды, но чтобы вот такие тихие… слезы неприкрытого горя.

Антон обнял ее и крепко прижал к себе.

Соню накрыло прошлое. Вернулось все: их съемная квартира, счастье вдвоем, споры, смех, поцелуи, покупка кактуса, его шутки по этому поводу, Артур, клуб, разрыв.