Лана не чувствовала за собой никакой вины, но видела, что Тони разозлился. Он когда злился, сразу становился холодным и отчужденным. Лана поняла, что очень разочаровала его. А Тони последний человек, которого бы она хотела разочаровать.
«Я не стала бы делать ставку на надежных парней», — вспомнились недавние слова Феи.
Сглазила ее эта дура.
— Удаляй сейчас же, при мне, — проговорил Тони, и Лане пришлось это сделать под его надзором.
— Все? Доволен? — спросила она, не сумев скрыть досаду. — Что еще?
— Ложись спать, поздно уже.
— А ты?
— А мне надо подышать воздухом.
— Каким воздухом? Там дождь!
Но ее аргументов Тони уже не слышал. Он ушел.
Он спустился вниз, надеясь, что бар еще работает. Бар работал, и даже был посетитель.
Она сидела за стойкой и сосредоточенно размешивала сахар в чашке с чаем, а потом сделала аккуратный глоток.
Он сел рядом слева от нее. Он всегда сидел от нее слева. С первого класса.
И сейчас это было одновременно и странно, и привычно.
На немой вопрос в глазах бармена заказал виски.
Они так и сидели вдвоем в абсолютном безмолвии.
Она неспешно пила чай. Он — мелкими глотками виски. Каждый смотрел перед собой.
Бармен закончил свой день и собирался домой.
В гостинице было очень тихо, поэтому слышалось, как шумит за окном ветер и дождевые капли бьются о стекло.
Виски обжигал и согревал. Не хотелось никуда торопиться. Хотелось вот так сидеть, наслаждаться вкусом янтарного напитка и наблюдать боковым зрением, как тонкие и до невозможности знакомые пальцы рядом держат фарфоровую чашку.
Слушать дождь.
Но потом она допила свой чай, подхватила с пола рюкзак и ушла. И сразу стало холодно. Виски больше не согревал. Да и бармен хотел домой.
Надо бы отпустить парня, только вот возвращаться в номер не хотелось.
— One more, please[14]
.И бармен наполнил второй стакан.
Глава 4
Я за Энни Лори
Готов жизнь отдать.
— Ты увидишь лицо своего возлюбленного во сне, — говорит ведьма, и Фея не может пошевелиться.
Взгляд старухи обездвижил ее, лишил воли, и Фее кажется, что она плывет. Остается только закрыть глаза и отдаться на волю баюкающих волн. Это волны озера или моря? Какая разница… Они ласкают, и Фея представляет себя маленькой легкой лодочкой, которая несется по воле ветра, но даже с закрытыми глазами видит много всего красивого вокруг. Замок на берегу, самая высокая башня которого украшена знаменем со львом, а под раскидистым деревом сидит ведьма с седыми волосами, она что-то плетет из ниток, тихо напевая красивую балладу. Фея не понимает ни слова, но точно знает, что женщина поет о любви и приманивает своей песней тюленя. Тюлень подплывает к женщине, чтобы через мгновенье обернуться девушкой. Седовласая женщина протягивает ей свои нитки, ставшие вдруг узором, и говорит:
— Подари этот узел тому, кого полюбишь.
Фея наблюдает, как девушка берет дар и уходит в сторону замка, а потом спрашивает колдунью:
— Почему ты отдала узел селки, а не мне?
— Ты еще не увидела лицо своего жениха, — звучит ответ.
— А если я его никогда не увижу?
Колдунья ничего не отвечает, и Фея плывет дальше. Или летит? Теперь она видит землю сверху. Она видит, как по дороге идет он, тот, которого она любит. Она узнает его всегда, со спины, по очертаниям фигуры, по походке, по звуку шагов. Это он. И он поднимает голову, а у Феи останавливается сердце. От восторга, от счастья, от того, что это — именно Он. Он ее не видит, он смотрит чуть в сторону. Его надо окликнуть, надо сбросить вниз узел. Но узла нет! И голоса нет. Фея хочет закричать, позвать, она открывает рот, но не может издать ни звука.
А он уходит все дальше и дальше, и она за ним уже не успевает. Только в ушах стоит смех колдуньи.
— Ты не умеешь сбрасывать шкуру, — говорит она. — Ты не умеешь меняться. Ты не дитя моря. Тебе придется потрудиться. Может, он и вернется… А может, найдет себе другую…
И снова смеется. А перед глазами Феи все крутится, вертится: замок, море, тюлень, нитки. Раздается звон.
Фея резко открыла глаза. Потребовалось время, чтобы понять, что это не звон, а будильник. И нет ни колдуньи, ни тюленя, ни ниток. Это был сон, просто сон.
Нагулялась вчера по экскурсиям, наслушалась легенд, вот они ей и приснились, все разом. И самое главное, приснился он. Снова приснился.
Фея закрыла глаза. Он снился ей с завидной периодичностью и всегда был настолько реален, что пробуждение причиняло боль. Самое ужасное после этого было просыпаться рядом с Владом и осознавать, что мужчина под боком — чужой, он — не тот, лежать и отчаянно желать вернуться в сон, но вместо этого улыбаться человеку на соседней подушке, позволять себя целовать и изображать радость. Врать.
Врать, врать, врать. Заталкивать свое прошлое и свои сны глубоко, замуровывать их, продолжать жить, убеждая себя: «Все еще будет, и будет лучше прежнего». А потом, сбежав в ванную, закрыть глаза и слышать в голове шепот: «…Фия-Фея.»