Она переоделась, и Лана вынуждена была признать, что в темно-синих джинсах, белой в красную полоску майке, со стянутыми в тугой узел волосами и крупными серебряными кольцами в ушах, которые сочетались с широким браслетом на ее запястье, выглядела жертва несчастной любви очень даже ничего. Может же, когда хочет. Вон как у Стаса глаза заблестели. Мужик готов.
— Я сама не с первого раза поняла, — призналась Маша.
Все присутствующие повернули головы, прислушиваясь к разговору.
— А вы можете перевести? — спросил Михаил.
— Я знаю ее литературный перевод, — улыбнулась Маша и начала декламировать:
Маша читала стихотворение так, как, наверное, читала его на уроках детям. Четко, ясно, с хорошей дикцией. И Фея снова вспомнила, как когда-то учила «В горах мое сердце…».
Очень простые слова, без всяких изысков. Наверное, каждая хотела бы быть на месте Энни Лори. Только в жизни такое встречается слишком редко. Родителям Феи повезло, ей самой — не очень.
Маша закончила декламацию, получила свою порцию аплодисментов и села за столик. Фея замерла в середине зала: никак не могла решить — присоединиться к Маше и Лёне или все же приземлиться за соседний пустой. Мало ли какие разговоры могут быть у семейной пары. В итоге она выбрала одиночество.
У нее вообще в последнее время если с чем проблем и не было, так это с одиночеством.
Песня закончилась, на смену ей пришла инструментальная музыка с ярко выраженными кельтскими мотивами, под которую легко можно восстановить в памяти замок, аббатство и озеро.
Зал наполнился легким гулом беседы. За тремя столикам звенела жизнь, за ее — воспоминания.