Знак четырех

И вот, как мне показалось, он пробил. Из Агры нас перевели в Мадрас, а оттуда на Андаманские острова в Порт-Блэр. В новой тюрьме было очень мало белых, а так как я сразу стал примерно вести себя, то скоро оказался на привилегированном положении. Мне дали в Хоптауне маленькую хижину. Хоптаун – это небольшое селение, раскинувшееся на склонах горы Харриет, и у меня даже появилось время, когда я был предоставлен самому себе. Место было отвратительное, заражённое лихорадкой; на островах, за оградой наших каторжных поселений, жили каннибальские племена. Их развлечением было при всяком удобном случае стрелять в заключённых своими ядовитыми колючками. Мы рыли землю, проводили канализацию, работали на бататовых плантациях, и было ещё много других работ, так что весь день у нас был занят, зато вечер принадлежал нам. Я научился, помимо всего прочего, готовить для нашего врача лекарства и старался усвоить кое-что из его науки. И всё время я был начеку – не подвернётся ли случай бежать. Но Андаманские острова находятся на расстоянии сотен миль от ближайшей земли, а в морях под теми широтами ветер очень слабый или совсем не дует. Так что бежать оттуда – дело невероятно трудное.

Доктор Соммертон был молодой человек, весёлый и общительный. Офицеры помоложе собирались по вечерам у него в комнате и играли в карты. Его приёмная, где я обычно готовил лекарства, примыкала к гостиной, и между комнатами в стене было маленькое окошко. Часто, когда мне было особенно тоскливо и одиноко, я гасил лампу в приёмной и стоял там, наблюдая через окошко игру и слушая их разговоры. Я люблю играть в карты, и это было почти всё равно что играть самому. Там обычно собирались майор Шолто, капитан Морстен и лейтенант Бромли Браун, начальник тюремной охраны из туземцев, сам доктор и двое или трое тюремных чиновников, старых, опытных игроков, которые вели умную и беспроигрышную игру. Компания собиралась дружная.

Скоро я обратил внимание, что военные всегда проигрывали, а чиновники выигрывали. Я не говорю, что они играли нечестно, нет. Но так уж получалось. Эти тюремные крысы, попав на Андаманские острова, никогда ничем, кроме карт, не занимались, они хорошо знали привычки своих партнёров и играли серьёзно, а военные садились за карты только затем, чтобы провести время. От вечера к вечеру военные всё больше проигрывали, а проигрывая, всё больше хотели отыграться. Хуже всех приходилось майору Шолто. Сперва он платил проигрыш наличными – золотом и банкнотами, потом стал давать расписки на очень крупные суммы. Иногда он немного выигрывал, я думаю, это делалось нарочно, чтобы подбодрить его. А затем неудачи снова начинали преследовать его с ещё большим ожесточением. Целыми днями он ходил мрачный как туча и даже стал выпивать в ущерб здоровью.

Однажды он сильно проигрался. Я сидел в своей хижине, когда майор с капитаном Морстеном, пошатываясь, возвращался домой. Они были большие друзья и никогда не разлучались. Майор сокрушался из-за своих проигрышей.

– Всё кончено, Морстен, – сказал он. – Я погибший человек. Мне ничего не остаётся, как подать в отставку.

– Глупости, старина! – воскликнул капитан, хлопая приятеля по плечу. – Я сам в не менее затруднительном положении, но…

Вот всё, что я услышал тогда, но слова майора заставили меня призадуматься.

Дня через два я увидел, как майор Шолто медленно брёл по берегу, и решил поговорить с ним.

– Мне надо посоветоваться с вами, майор, – сказал я.

– Слушаю тебя, Смолл. В чём дело? – ответил он, вынимая изо рта сигару.

– Вы не знаете, – начал я, – какому официальному лицу я должен сообщить о спрятанных сокровищах? Мне известно, где лежат полмиллиона фунтов, а поскольку я сам не могу ими воспользоваться, то я подумал, не лучше ли передать их властям? Может, мне за это сократят срок.

– Ты говоришь, Смолл, полмиллиона? – У майора даже дыхание спёрло, и он пристально посмотрел на меня, чтобы понять, говорю ли я серьёзно.

– Да, в драгоценных камнях и жемчуге. Они лежат там себе и лежат. И никто о них не знает. Их владелец – каторжник, вне закона. Так что фактически они принадлежат первому, кто их найдёт.

– Они принадлежат правительству, Смолл, – проговорил майор изменившимся голосом, – правительству, и никому больше.

Но он сказал это так неуверенно, запинаясь, что я понял, что майор попался на удочку.

– Так вы мне советуете, сэр, заявить о драгоценностях генерал-губернатору? – сказал я, прикидываясь простаком.

– Не надо торопиться, Смолл, чтобы потом не пришлось жалеть. Расскажи мне об этом подробно. Чтобы дать правильный совет, я должен знать всё.

Я рассказал ему всю историю с некоторыми изменениями, чтобы он не догадался, где это произошло. Когда я кончил, он долго стоял, как в столбняке, и думал. По движению его губ я понял, какая в нём происходит борьба.

– Это очень важное дело, Смолл, – сказал он наконец. – Никому о нём ни слова. Я скоро ещё приду к тебе. И тогда мы поговорим.

Он пришёл ко мне через два дня поздней ночью вместе с капитаном Морстеном.