Самое распространенное определение жанра, в котором написан «Дракула», — готический роман. Этим термином определяют произведения, вызывающие у читателя ощущение ужаса, романтические «черные» романы со сверхъестественными явлениями, таинственными приключениями, фантастикой и мистикой. Готический жанр развивался в основном в англоязычной литературе (критик Теодор Уаттс-Дантон охарактеризовал его как «ренессанс чудесного») и получил наименование по тому формальному признаку, что действие таких романов часто разворачивалось в средневековых замках. Для англоязычной словесности готика — столь же важное определение эпохи, как и викторианство. Эдгар Алан По шел параллельным курсом с Чарльзом Диккенсом, который, кстати, тоже не избежал «готических» увлечений (незаконченный роман «Тайна Эдвина Друда»). Типично викторианские романы сестер Бронте литературоведы называют первыми яркими примерами жанра Female Gothic.
Знаток предмета Монтегю Саммерс (роман Стокера он относит к подотделу «ирландской готики») в труде «Потусторонний омнибус» выделил следующие типы «литературного сверхъестественного»: нечистые силы и посещение со злой целью, призрак и странная болезнь, загробные проявления, живые мертвецы, возвращение из могилы, исполнение клятвы, неупокоенная душа, загадочное предначертание. Каждому из этих явлений, уточняет Саммерс, отведена отдельная роль в сюжетной линии готического романа. Занятен ряд знаковой символики, типичный, по мнению Саммерса, для готической и классической литературных традиций: «замок» — «особняк», «стон» — «вздох», «свеча» — «лампа», «рана» — «поцелуй», «полночное убийство» — «свадьба» и так далее. Дракулу Саммерс, как и некоторые его коллеги, называет самым важным готическим злодеем, а вклад Брэма Стокера в развитие жанра определяет еще и тем обстоятельством, что именно этот писатель решительно и, похоже, навсегда назначил Трансильванию (шире — Восточную Европу) родиной вампиров.Основоположником готического романа считают английского прозаика второй половины XVIII века Хораса Уолпола, автора книги «Замок Отранто» (1764), в которой впервые в полной мере сформулированы принципы жанра. Обостренный спрос на такую литературу продержался до середины XIX века. Существует не одна система классификации готических романов, и по любой из них в «Дракуле» нетрудно отыскать родовые пятна жанра — и по замыслу, и по тематике, и по концепции, и по стилю. Такой поиск не слишком обременителен еще и потому, что со временем определение готической культуры расширилось, к ней относят теперь и романы ужасов вообще, и готический рок, и молодежную субкультуру готов.
Различные интерпретации темы паранормального, обычно не лишенные — в большей или меньшей мере — эротического подтекста, мелькали в художественной литературе XVIII века: и в немецкой поэзии эпохи Просвещения, и в английской лирике. Два классических примера «потусторонних» произведений большой английской словесности дали во втором десятилетии XIX столетия вечерние развлечения женевской литературной компании Джорджа Байрона на вилле Diodati.
Жена поэта Перси Биши Шелли Мэри Годвин и врач лорда Байрона итальянец Джон Уильям Полидори довели до конца замысел, выросший из дружеских потешных пересказов страшных историй о привидениях: сочинить собственные рассказы на эту тему. Повесть 19-летней Мэри Шелли об ученом, изготовившем чудовищную модель человека, важна в контексте изучения феномена Дракулы еще и потому, что автор «Франкенштейна», рационалистически задумывавшая книгу вроде бы во славу безграничных возможностей науки, завершила свою историю, в отличие от Стокера, пессимистическим выводом: возможности человека куда менее значительны, чем он в своей гордыне надеется. В другом авторы двух книг сходятся: и добро, и зло в мире относительны («Самое ужасное то, что зло глубоко коренится в добре», — говорит стокеровский Ван Хелсинг).Одновременно с Шелли страшную историю начал в 1816 году сочинять Байрон, и прежде приближавшийся к освоению темы. Тремя годами раньше Байрон вписал в поэму «Гяур» такие строфы:
… из могилыТы снова должен выйти в мирИ, как чудовищный вампир,Под кровлю приходить родную,И будешь пить ты кровь живуюСвоих же собственных детей Во мгле томительных ночей,Судьбу и небо проклиная,Под кровом мрачной тишиныВопьешься в грудь детей, жены.Когда с кровавыми устами,Скрежеща острыми зубами,В могилу с воем ты придешь,Ты духов ада оттолкнешь Своею страшною печатью Неотвратимого проклятья[11].