В 1926 году видный белорусский большевик, соратник Владимира Ленина и основатель Пролеткульта Александр Богданов при поддержке Иосифа Сталина добился открытия в столице СССР Государственного института переливания крови. Это было первое в мире научное учреждение, где проводились опыты по омолаживанию организма важным старикам, ветеранам Коммунистической партии, в числе которых была, например, сестра Ленина Мария Ульянова. В развитии практики обменного переливания (кровью обменивались представители разных поколений: молодым передавались воля и опыт, пожилым — физическое здоровье и энергия) широко мысливший Богданов видел предпосылки создания в социалистическом будущем нового типа общения людей, который называл коллективизмом. Самые сложные и рискованные опыты ученый ставил на себе. В 1928 году, пытаясь привить зараженному туберкулезом студенту собственный иммунитет к болезни, Богданов погиб. Представлявший на похоронах исследователя Политбюро ЦК ВКП(б) Николай Бухарин заявил: «Идеи Александра Богданова о переливании крови покоились на необходимости своеобразного физиологического коллективизма, где отдельные сочеловеки смыкаются в общую физиологическую цепь и тем самым повышают жизнеспособность всех вместе и каждого в отдельности».
Вскоре и философские, и медицинские концепции Богданова, которого в начале двадцатых годов за уклонизм исключили из компартии, окончательно объявили «анти-ленинскими». Однако идеи чудесного омоложения организма не исчезли. Слухи о переливании свежей (молодой, детской, девственной, младенческой) крови престарелым авторитарным лидерам возникали на всем протяжении XX века. О предпринимавшихся опытах такого рода упоминалось, в частности, в связи с румынским социалистическим вождем Николае Чаушеску и главой Северной Кореи Ким Ир Сеном. Подобные разговоры велись на уровне гипотез и никогда не находили серьезного подтверждения. Однако причина их возникновения понятна: она в концепции неограниченной личной власти, которой в вымышленном мире так жаждал неумирающий трансильванский граф и которой в реальной жизни пользовались диктаторы. «Смычку сочеловеков в общую физиологическую цепь», в конце концов, ставил своей целью не вампир Дракула, а советский революционер Богданов, современник первых экранизаций романа Стокера.
Двадцатые годы ХХ века — время излета авангардизма, пора мощного наступления кино как нового популярного вида искусства. Стокеровский герой — пока без прямого отсыла к автору романа — появился на экране в самом начале десятилетия, хотя еще за несколько лет до этого слово «вампир» мелькало в титрах немого кинематографа. В апреле 1923 года (по другим данным, первая демонстрация картины прошла в Вене еще в 1921 году) в Будапеште состоялась премьера фильма режиссера Кароя Лайты «Смерть Дракулы». Лайту, выходца из города Тыргу-Муреш (Марошвашархей) вполне можно считать соотечественником страшного графа, поскольку в моменты рождения каждого из них Трансильвания была под властью Венгрии и оба они были секелями. Немая лента Лайты, как указано в аннотации, использовала «литературную идею Брэма Стокера», но снималась по вполне самостоятельному сценарию. Фабула такова: девушку-сироту Мэри отправляют в психиатрическую лечебницу, один из пациентов которой воображает себя вампиром по имени
Загадкой, по всей вероятности, навсегда останется и фильм Кароя Лайты. Первое десятилетие после мировой войны выдалось в потерявшей имперский статус и лишившейся большей части своих территорий Венгрии политически бурным и творчески скудным. Из 600 немых фильмов, снятых в этой стране с 1912 по 1930 год, сохранилось менее пятидесяти. От «Смерти Дракулы» остались лишь разрозненные фрагменты кинопленки и несколько фотографий. Тем не менее эксперты высоко оценили и мастерство довольно известного режиссера (Лайта снял полтора десятка фильмов, в основном «немых ужасов»), и талант исполнителя главной роли, популярного в Австрии и Венгрии в послевоенные годы актера Пауля Ашконаса.
Первой экранизацией романа «Дракула» принято считать немецкую ленту 1922 года «Носферату. Симфония ужаса», поставленную на берлинской студии