Знак D: Дракула в книгах и на экране

Обложка первого румынского издания романа Брэма Стокера «Дракула», вышедшего в 1990 году, через несколько месяцев после казни Николае Чаушеску. Обращает на себя внимание самобытность оформления книги, не следующего общепринятому канону. Из архива авторов.

Теперь политические трудности позади. Общественные перемены в мире конца 1980-х — начала 1990-х, заря компьютерной эры, очередной технологический переворот в кино обозначили для бессмертного персонажа новый старт. Совсем не случайно самый «старый» фильм, который вы можете приобрести в «народных» видеоколлекциях картин о Дракуле, — не с Белой Лугоши, Кристофером Ли или Фрэнком Ланджеллой (это для относительно немногочисленных любителей «другого кино»), а снятая в 1992 году режиссером Фрэнсисом Фордом Копполой лента «Дракула Брэма Стокера». И это закономерно, ведь мастера подпольной «нарезки» компакт-дисков хорошо ориентируются во вкусах массовой киноаудитории. Допотопных, не способных как следует испугать хотя бы детей вампиров народ не любит. А у Копполы играют кинозвезды, и сейчас находящиеся в зените славы: Гэри Олдман, Вайнона Райдер, Киану Ривз, Энтони Хопкинс. По особенностям причесок, выражению глаз и лиц актеров, по манере съемок, аранжировке музыки — словом, по всему тому, что составляет контекст эпохи, современной моменту создания фильма, «Дракула Брэма Стокера» представляет собой кино сегодняшнего дня. Это же относится и к художественной концепции фильма: в центре внимания режиссера находятся не противоестественные склонности Дракулы, не жестокость кровавых или откровенность постельных сцен, не богоборческое вольнолюбие (все эти творческие вершины давно покорили предшественники Копполы), а психологические портреты героев, тонкости и детали их мировосприятия, личная человеческая драма. Теперь принято в этом копаться. Не зря один из современных кинематографических вампиров вопрошает с экрана: «Сумею ли я заплакать хотя бы один или два раза за вечность?» Отчасти в «жанр ужасов» вернулся романтизм времен Байрона, с которого, собственно, и начиналась потусторонняя литературная классика: вампир стал немножко Чацким и слегка Чайльд-Гарольдом, он мятущийся и отверженный, любящий и страдающий, неупокоенный не только в прямом, но и в переносном смысле. Вампиры — «лишние не-люди».

«Любовь никогда не умирает», — гласит слоган к фильму Копполы. Высокое чувство освобождает князя Влада III от заклятия, жертвой которого он стал столетия назад. Вернувшись в Трансильванию из победоносного похода против турок, воевода находит бездыханной свою любимую жену Елизавету, совершившую самоубийство из-за ложного слуха о гибели супруга в бою. Влад отрекается от церкви, и кровь становится Богом и крестом вампира. Через четыре с лишним века обернувшаяся Елизаветой Мина Харкер, предмет страсти и жажды вампира, избавляет его от проклятия, вонзив в грудь милосердный кинжал. Коппола вложил в эту историю освобождения зла и любви весь свой талант и авторитет создателя трех «Крестных отцов» и «Апокалипсиса сегодня», а компания Columbia Pictures не поскупилась на сорок миллионов долларов. Расходы окупились почти шестикратно, картина Копполы стала самым успешным коммерческим проектом в истории экранизаций романа Стокера. Свой гонорар Коппола, говорят, потратил на обустройство виноградников — этот режиссер известен еще и как гурман и ресторатор.