Знак Дракона (сборник)

В общем, он заговорил. Почти сразу же. Его отвели в комнату неподалеку, поставили стражу у двери, а по указанным им адресам бросились наши люди. Если ЭТО еще у Форга, то скоро, очень скоро оно окажется в моих руках. Если только он не решится надеть его. Но я мало верил в такую возможность — раз он не надел ЭТО сразу, он не наденет его никогда. Я в людях все-таки немного разбираюсь. Гораздо больше меня заботило то, что он мог передать ЭТО дальше. Тогда снова поиски, снова идти по остывающему следу. Но я должен, должен получить ЭТО в свои руки — и запрятать подальше. Не для того мы выжигали из памяти все эти легенды о драконе, чтобы они сегодня возродились. Не для того мы здесь сидим, чтобы они сегодня возродились. Не для того мы здесь сидим, чтобы чернь вспомнила, что она тоже на что-то способна, что из ее рядов тоже могут выдвигаться герои. Пусть они забудут свою историю, пусть забудут о драконе, пусть забудут эту проклятую битву на Капласе. Пусть все забудут, пусть живут только сегодня, только для себя — и тогда не страшны никакие бунты, и тогда можно будет жить спокойно, можно будет править спокойно.

Я прошелся по кабинету — до двери и обратно. Потом вновь подошел к двери, постоял задумавшись, обернулся. И мне показалось, что у стола, под стулом, на котором обычно сидят посетители, если я им это разрешаю, что-то блеснуло. Даже сердце екнуло. Глупость, конечно, но на какое-то мгновение мне показалось, что там у стола лежит ЭТО.

Но там было пусто. Я нагнулся и ощупал это место — ничего.

Я даже встал на колени и заглянул под стул и под стол — ничего там не было. Мне просто показалось.

Часы на ратуше начали отбивать двенадцать. Полночь — самое время спуститься в подземелье. Но вдруг — часы еще не кончили бить — я услышал отдаленный могучий рокот, такой сильный, что даже пол задрожал под ногами. Мощный порыв ветра раскрыл окно и откинул в сторону штору — и я так и застыл на коленях, пораженный увиденным.

Гигантский столб дыма, озаренный снизу подземным пламенем, поднимался в небо с вершины холма, на котором стояла башня дракона. А в небе над городом как вестник всеобщей гибели пылал знак дракона…

Нашествие

Зигмунд застал меня дома. Я сидел и мрачно раздумывал, на что убить вечер. У каждого бывают периоды неудач, когда всё валится из рук, жизнь кажется лишённой смысла, и никакого просвета не видится впереди. Но у меня этот период что-то слишком затягивался. И дело тут вовсе не в неудачах — с годами приходит способность трезво оценивать их уроки, они уже не бьют столь болезненно, как в молодости, и очередную неудачу воспринимаешь со спокойствием истинного фаталиста. Дело, скорее, в том, что я перестал ощущать себя на высоте положения, я стал терять уверенность в том, что по праву занимаюсь своим делом.

Зигмунд вызывал из своего кабинета. Как всегда, он сидел за своим огромным письменным столом неизвестной эпохи, чудовищным сооружением с неисчислимым количеством острых углов, к которому я всякий раз приближался с опаской. Стол этот, сработанный из настоящего дерева, был предметом гордости нашего шефа, и в период хорошего настроения — что бывало нечасто — он не упускал случая подчеркнуть это, показывая посетителям настоящие отверстия, проделанные настоящими жуками-древоточцами, которые, как он утверждал, до сих пор обитали в недрах этого мебельного динозавра. Когда имидж Зигмунда вместе с его письменным столом возникал в моей небольшой комнате, я всегда ловил себя на нелепой мысли, что правая тумба, обрезанная стеной, торчит с противоположной её стороны и может напугать, а то и покалечить соседей.

Как всегда, Зигмунд был мрачен, как всегда на голове его поверх коротко остриженных волос угадывался обруч допотопного устройства мнемосвязи — он так и не согласился почему-то на вживление мнемоблоков и носил их всегда в кармане своей неизменной чёрной куртки — как всегда он смотрел мне прямо в лицо из-под своих полуопущенных тяжёлых век. И голос его звучал как всегда — низко, хрипло, немного сварливо. Так будто он только что кончил с кем-то ругаться. Вернее, никто и никогда не ругался с ним, потому что достаточно было поглядеть в его лицо — морщинистое, землистого нездорового цвета — достаточно было почувствовать на себе его тяжёлый взгляд, чтобы отпала всякая охота ругаться. Общаясь с ним — даже в те минуты, когда, казалось, между нами устанавливалось полное взаимопонимание — я всегда чувствовал, что передо мной не человек, а скала. И потому с ним часто бывало трудно. Но в самые тяжёлые, самые страшные минуты я всегда чувствовал эту скалу у себя за спиной — и тогда становилось легче, и тогда невозможное отступало. Так, будто натыкалось на его тяжёлый взгляд.

— Хорошо, что застал тебя дома, — сказал он, и я понял, что дело срочное. — Надеюсь, ты никуда не собирался.

— Уже нет, — ответил я.

— Тогда ознакомься с этим документом.