– Нужно все проверить. Ты говоришь, она должна была иметь сообщника. Нужно выяснить все очень тихо, аккуратно. Поговори с друзьями семьи, с соседями по дому, с ее однокурсниками – это в крайнем случае. Если ты прав, то ее ни в коем случае нельзя спугнуть, пока у нас нет твердых доказательств. Если же это не она… – Мануйлов замолчал, словно завис, глядя на бутылку с водой у себя на столе. – Если мы ошибаемся, лучше, чтобы дочь Морозова об этом никогда не узнала.
– Я запросил данные о телефонных переговорах, но Морозова умна и хорошо образованна, учится в МГУ, на факультете вычислительной математики и… да, кибернетики. Она прекрасно понимает, как работают современные технологии, так что не думаю, что мы найдем что-то стоящее.
– Она могла использовать Телеграм, – вставил Бахтин.
Иван кивнул.
– Могла. И бог знает что еще могла использовать. Но никто не может совершить такое, не наследив.
– Может, прослушку поставить? Наблюдение? – предложил Третьяков, но Мануйлов покачал головой.
– Рано. Надо хоть что-то накопать. Хотя бы, к примеру, препарат – найдите ее связь с препаратом, тогда и о прослушке поговорим.
– А вообще, выбор препарата странный. – Третьяков склонился над отчетом эксперта. – Флунитразепам просто так на каждом углу не купишь. Если вы – обычная студентка и вам нужно купить сильнодействующее снотворное, вы имеете куда более разумные варианты, чем флунитразепам.
– И как вы это себе объясняете? – заинтересовался Мануйлов.
– Пока не знаю. Может, препарат каким-то образом уже имелся у убийцы. Или, может, появилась случайная возможность.
– Значит, нужно отрабатывать потенциальные каналы получения флунитразепама, – согласился довольный начальник. – Толя, займись.
– Затем соучастник, – продолжил Третьяков. – Я запросил данные по обеим компаниям, где Морозов являлся учредителем. Его дочь упоминала управляющего, так я подумал, что фигура управляющего идеально вписывается в мою версию. Дочь имеет доступ к информации и право на наследство. Управляющий имеет достаточные права, чтобы оперировать финансовыми активами. Нужно удостовериться, что в компаниях, принадлежавших Морозову, не совершалось никаких махинаций. Если мы их найдем, то выйдем на соучастника. Я возлагаю определенные надежды на расшифровку содержимого ноутбука.
– Может, есть смысл провести в доме Морозовых обыск? – предложил Бахтин.
– Вам чуть что – сразу обыск подавай, – скривился Мануйлов.
– Я согласен с Николаем Степановичем, – кивнул Третьяков. – Морозова добровольно предоставила мне доступ к комнате отца, передала ноутбук. Она не боится обыска, а это значит, что мы, вероятнее всего, ничего не найдем. Ее же спугнем, и любые другие возможные оперативные действия уже окажутся невозможными. Она обложится адвокатами и уничтожит любые потенциальные следы. Предлагаю подождать и опросить аккуратненько всех, кто может ее знать.
– Звучит как план, – кивнул Мануйлов. – Но продолжай отрабатывать и другие версии, Третьяков.
Уже на выходе Мануйлов остановил Ивана и спросил, что у того происходит. Иван сделал вид, что не понимает, о чем речь, но начальник только фыркнул и велел перестать дурить и разобраться уже с женой. Иван подумал, что «разобраться» в определенном контексте означает как раз то, что сделали, предположительно, Алиса Андреевна Морозова и ее опять же предполагаемый соучастник. Разобраться с женой – это как раз то, чего ему очень хотелось в тот день, когда погиб Морозов. Теперь же его вроде отпустило и сделалось до странности все равно. Нет, ему не перестало быть противно и мерзко, словно он плавал в бассейне с окурками, но все это отошло на второй план.