Бабкин понимал. Вспомнив Евгению Генриховну и мысленно сравнив ее с Эдиком, он подумал, что неизвестно еще, кто кого переживет. Хотя господин Бобров со своей супругой могут просчитывать варианты…
Он еще раз обдумал услышанное от Наташи и Эдика. Поразительно, но серьезных врагов – таких, которые пошли бы на похищение мальчика, – не было ни у того, ни у другого. Господин Гольц работает в банке и с бизнесом матери никак не связан. Наталья Гольц, бывшая Зинчук, переехала в Санкт– Петербург из Рязани и не имеет никаких серьезных знакомств. Оставался только один вариант.
– Наталья Ивановна, где сейчас живет ваш бывший муж? – спросил Бабкин.
Мужчина сидел на крыльце своего дома и поглядывал на мальчишку, возившегося в грязном дворе. Апрельское солнце пригревало, но ветер дул холодный, пронизывающий. Здесь их защищала стена дома. Из трубы поднимался дым, который быстро разносил ветер. В воздухе отчетливо пахло дымом и еще – весной. «Весна – это хорошо, – подумал мужчина. – После весны лето». Он не мог объяснить, почему это хорошо, – давным-давно уже в его голове остались только шаблоны, по которым он строил свою жизнь. Утром нужно почистить зубы. Завтрак зимой должен быть горячим. Почему горячим? Он не знал и не задумывался. Достаточно того, что так правильно.
Сейчас он смотрел за мальчишкой на краю лужицы. Грязной ручонкой тот провел по лбу, и на светлых, почти белых волосиках осталась грязь. Мужчина смотрел на нее, и в памяти его всплыло, как лежал в грязи его друг, но на его светлых волосах была не грязь. Кровь. Воспоминание было неправильным. Мужчина тряхнул головой и отогнал его.
– Я хочу к маме! – пожаловался мальчик, повернувшись к нему.
– Мама приедет попозже. Ты пока у меня поживешь, – невыразительно ответил мужчина, подумав: «Хорошо, что меня научили, что говорить. Сам бы я не догадался».
– Я хочу, чтобы мама сейчас приехала! – заплакал мальчик.
– Перестань плакать. Я не хочу, чтобы ты плакал, – так же невыразительно ответил человек, и Тим замолчал.
Он ничего не понимал. Не понимал, почему его так быстро унесли с прогулки в детском саду. Не понимал, почему они живут в такой же избе, как у дедушки с бабушкой, и почему мама никак не заберет его. Но одно он понимал хорошо – нельзя злить этого человека.
Тим всхлипнул и отвернулся к луже, в которую он запускал щепки-кораблики.
Убедившись, что мальчик играет, мужчина встал, зашел в дом и вернулся уже с винтовкой. Ему сказали, что с мальчиком все должно быть в порядке. Сказал человек, который был для него богом. Значит, с ним и должно быть все в порядке. Может быть, ребенка хотят украсть?
Мужчина подозрительно огляделся по сторонам, но все было спокойно. Поле за его домом просматривалось хорошо, а дорога, петлявшая вдоль поля, была пустой. Крепко сжимая винтовку, мужчина встал, обошел вокруг дома и вернулся на крыльцо. «За добро нужно платить добром, – вспомнил он очередную истину. – Я делаю доброе дело. Значит, я все делаю правильно».
Несколько раз кивнув головой, он перехватил винтовку поудобнее и опять стал смотреть вдаль.
Глава 13
До могилы старца Луки Макара вел вездесущий Иван Демидович. Шли они долго, иногда чуть не по колено в грязи, но вообще в лесу неожиданно оказалось довольно сухо.
– Лука был отшельником, – рассказывал Иван Демидович по дороге внимательно слушавшему Макару. – Толком про него уже никто ничего не знает, больше выдумывают, но вроде как он из нашей деревни ушел, когда ему было тридцать лет, и поселился в лесу. Лукина поляна, так до сих пор то место называется. Ты не торопись, идти нам еще прилично.
– А на машине нельзя было проехать? – огляделся Макар.
– Нет, туда никак не проедешь. Сейчас с дороги свернем – и дальше почти четыре километра лесом. А может, и больше – давненько я там не был.
– Не заблудимся? – насторожился Макар.
– Заблудимся, заблудимся, – кивнул Иван Демидович. – Или нас медведи съедят.
Макар хмыкнул и больше вопросов не задавал. А старик продолжал рассказывать.
На поляне Лука соорудил что-то вроде землянки, в ней и жил. К зиме подготавливал ее, а летом туда почти не заходил – спал на голой земле. Только во время сильного дождя прятался, да и то не всегда. Ел, что бог пошлет, но вообще-то его шатонинские родственники подкармливали. Очередность установили: одну неделю одни кормят, вторую – другие и так далее. Самое главное – он на себя обет молчания взял и от имени отказался. Перед тем как уйти в лес, объявил, мол, имени своего он недостоин, его, то есть имя, заслужить надо. И пошел… заслуживать. В лесу он прожил без малого лет пятнадцать. Его бы, пожалуй, впору было к святым причислять, если бы не ужасный его облик.