Знак кобры

Моя нога все еще кровоточила, она болела сильнее, чем когда-либо. Лезвие стилета заскребло по мраморной плитке. Но я все еще не знал, заметил ли индеец-сикх, что я вооружен. - Я верну тебя Шиве, Картер! Он задыхался, прижимая меня к полу. - Но не все в одном куске!

- Как страшно! - пробормотал я насмешливым тоном, скривив губы в гримасе боли, когда он уперся коленями в мои бедра. Мои руки и пальцы начали неметь, из раны капала кровь, а индеец держал мои руки. Еще несколько секунд, и я больше не смогу держать нож. И если такое случилось, то для меня все кончено.

Я начал выдвигать руку вперед, стараясь приблизить острое, еще окровавленное лезвие к боку индейца. Я прошептал. - Как тебя зовут? Ведь мы еще... не представились!

— Лай, — сказал он, усмехнувшись. - Лай победоносный.

— Лай, неудачник, — поправил я его и вдруг двинул руку с ножом к боку моего противника. На это ушли все силы, которые у меня остались, вплоть до предела.

Но это сработало. Слава богу, это сработало.

Острие острого лезвия разорвало хлопчатобумажную рубашку молодого сикха, как масло. Я не остановился. Я погрузил кинжал глубже, когда он поднял колени, пытаясь вырваться. Слишком поздно для смены тактики. Теперь он больше не мог остановить меня. Я вонзил стилет между двумя его ребрами, разрезая плоть и мускулы, как мясник разрывает теленка.

Молодой индеец перекатился на бок и тяжело упал на спину, когда я выпустил нож. С силой отчаяния я переполз через него, чтобы закончить работу, не останавливаясь ни на секунду, чтобы почувствовать эту мучительную боль в моей кровоточащей ноге. Стилет по самую рукоять вонзился в бок Лая. Мужчина задыхался, пытаясь дышать. Я повернул рукоять ножа, не вытягивая его.

Поток густой, горячей крови хлынул из его бока, когда я вонзил кинжал, лезвие прилипло к его груди. - Свинья! - Задыхался индеец. - Но также... ты умрешь... ты умрешь, Кар...

Это были его последние слова.

Я хотел, чтобы они не оказались пророчеством.

13

Мои руки были скользкими и липкими от крови Лая. Она продолжала обильно хлестать, когда я разрезал ему грудь, не останавливаясь, пока я не был абсолютно уверен, что он мертв. Из его горла вырвалось бульканье; он уже не говорил, но судорожно вздымал и опускал грудь. Наконец пыхтение прекратилось; Я положил руку ему на сердце. Пучок мышц вызвал судорожное сердцебиение, за которым последовала непроизвольная нервная дрожь, тремор, сотрясавший его с головы до ног.

Он еще раз пошевелился, затем замер.

Я соскользнул назад, моя раненая нога вытянулась передо мной. Быстрыми движениями я снял рубашку, разрезал ее кинжалом и начал перевязывать рану самодельными бинтами. Я взял две полоски, чтобы промокнуть кровь, которая все время текла из глубокой раны.

Через некоторое время я попытался снова встать на ноги, отыскивая Риву глазами. Девушка отлично справилась со своей работой, и теперь мне нужно было помочь ей обезвредить Гурнека. Позже... ну, сначала я ликвидирую Гурнека, а потом займусь следующим ходом.

Я прислушался и почти сразу услышал слабый гул… гул мотора мотоцикла, звенящий вдалеке. Двор купался в свете, когда облака, скрывавшие луну, исчезли. Меня поразило, что силы природы были на моей стороне, как будто они дали слово защитить меня. Сначала было темно, и отсутствие света защищало меня, позволяя победить и убить Лая.

Но теперь, когда юный сикх был мертв, пораженный моей силой или хитростью, луна возвращалась, заливая внутренний двор заброшенного города своим бледным сиянием. Я посмотрел на фигуру Лая, который лежал на спине, его белая рубашка была перепачкана запекшейся кровью. Его губы скривились в усмешке, показавшей его правильные белые зубы, а десны были в красных пятнах от «паановой» жвачки. Труп неподвижно лежал на мраморных плитах, скорчившись в позе ужасной агонии.

Я не чувствовал угрызений совести и не возражал против смерти молодого индейца, в том числе и потому, что это был вопрос выживания. Или Лай, или я. Я отвел взгляд от застывшего, окровавленного тела и снова попытался встать на ноги. Мне пришлось сделать несколько попыток, прежде чем я смог удержаться на ногах.

Я волочил раненую ногу, которая продолжала стучать и все еще онемела от потери крови. Я пошел через двор, остановившись на мгновение, чтобы поднять свои «нунчаки» туда, где они упали, и в то же время подобрать пистолет Лая.

Насколько мне известно, Гурнек был безоружен. У меня же было примитивное восточное оружие и драгоценный немецкий стилет с острым как бритва лезвием, который спас мне жизнь. И вдобавок ко всему, у Ривы был мотоцикл. Несомненно, девушка и Гурнек знали топографию Фатехпур-Сикри гораздо лучше меня, что было одновременно и преимуществом, и недостатком. Потому что, если и был выход из этого лабиринта пустых и заброшенных зданий, Гурнек, вероятно, должен был знать, если только Рива не смогла заблокировать его побег и держать его в ловушке, пока я не доберусь до нее.