На мне была обычная дорожная одежда. Не хватало только верёвки, такой, какую я брал с собой в соло. Зато имелся пояс, правда, отягощенный красивыми металлическими бляхами. Я снял эту полоску кожи и принялся отдирать медные и золотые кругляши, чтобы убрать лишний вес. Наконец, изодрав и расцарапав пальцы, я получил в своё распоряжение полоску кожи орикса, ставшую гораздо легче и гибче без всех этих украшений.
Теперь всё зависело от умения и ловкости. А не пригодится ли мне та сноровка, которую я выказывал с пращой?
Я сделал из пояса петлю и прикрепил её к концу шеста с помощью двух золотых медальонов, украшавших пояс на концах, потом испытал свою работу, как следует дёрнув.
И принялся забрасывать петлю на ближайшую из ветвей у берега. Я сделал четыре попытки, останавливаясь перед каждой, чтобы унять дрожь в руках и дать плечам отдохнуть.
Долго так было не выдержать. Но не стоило и суетиться, лихорадочно забрасывая петлю, — это могло привести только к излишней потере сил, которые так нужны мне были сейчас.
Я перевёл дух, с ненавистью глядя на ветку. Она немного наклонялась в мою сторону. И снова моя импровизированная петля скользнула по ней, но не захватила.
Я ещё раз прикинул расстояние, перехватил шест свободным концом вниз и прощупал корку справа. К моему облегчению, поверхность там оказалась прочной, и я шагнул вбок. Так я чуть–чуть ближе подходил к ветке. Там я снова перевернул шест и сделал бросок.
Пояс ударился о ветку, охватил её и скользнул вниз, когда я начал осторожно опускать шест. Потом я медленно–медленно провернул его несколько раз, пытаясь перекрутить пояс, которого теперь почти не было видно за боковыми веточками этой ловушки для соли.
И наконец, глубоко вздохнув, отважился потянуть.
К моей несказанной радости, руки почувствовали сопротивление! Пояс надёжно зацепился. Оставалось только посмотреть, выдержит ли он рывок, достаточно сильный, чтобы вытащить ветку.
Я потянул — никакого ответа. Однако, по крайней мере, пояс не отцепился. Теперь мне оставалось одно. Я не знал, как сборщики соли выдёргивают свои ветви из озера, но вряд ли их погружают очень глубоко, слишком велик риск потерять равновесие и упасть, возможно, прямиком в одну из покрытых тонкой корочкой ловушек.
Ухватившись за шест обеими руками, я наконец решился и рванул.
Ветвь неожиданно поддалась, я пошатнулся, качнулся назад, и одна нога соскользнула с твёрдого места, на котором я стоял. Я поспешно упал на колени, стараясь выпрямиться. Над моей головой на конце шеста раскачивалась усыпанная кристаллами соли ветвь, а другой конец шеста я воткнул глубоко, как только мог, в соляную кору, судорожно вцепившись в него, как в единственную надёжную поддержку.
На мгновение мне показалось, что уже не хватит сил, чтобы вытянуть себя на безопасное место. А потом я лежал, обнимая воткнутый в кору шест, а ветвь качалась у меня над головой. Только сейчас я заметил, что день уже клонится к закату.
Удастся ли добраться до гряды в сумерках? Я с трудом поднялся на ноги, всё ещё цепляясь за шест. Затем отцепил ветвь, и прямо на ремне перебросил её за спину. И направился в ту сторону, откуда пришёл.
Двое сборщиков, мимо которых я проходил, отправляясь в эту трясину, уже ушли, но на гряде виднелись фигуры людей. У меня тряслись ноги, не только от страха перед опасностью, которой я только что избежал, но и от напряжения, не покидавшего меня с того момента, как я ступил на эту зыбкую почву.
Наступавшая ночь вполне могла застать меня здесь, но я вовсе не желал допустить этого. Даже если отдохнуть до рассвета, то вряд ли я буду в большей готовности вернуться, скорее даже в меньшей.
Мой шест качнулся, ударил, нащупывая очередное твёрдое место, и я заставил себя двигаться дальше. Дважды я чуть не терял равновесие, когда корка поначалу выдерживала, а затем неожиданно проламывалась. Все тело болело от приложенных усилий. Единственным облегчением было то, что с сумерками эти несносные насекомые исчезли.
Всё, о чём я теперь думал, — следующий шаг и ничего больше, ещё шаг, и ещё, а потом, когда я уже решил, что больше не смогу сделать ни шагу, мой шест ударился обо что–то такое жёсткое, что отдача дрожью пробежала по всему моему телу. Я никак не мог поверить, что вернулся, когда один из сборщиков холи подошёл ко мне, и я впервые увидел у него на лице следы эмоций.
Он протянул мне руку, но я собрался с последними силами и не принял поддержки. Спотыкаясь и пошатываясь, я поднялся наверх, на гряду, и очутился лицом к лицу с женщиной в ожерелье из крысьих клыков и соли. Судя по всему, судьёй здесь была именно она. Сорвав с плеча ветку с солью, я бросил её к ногам ожидавшей.
Глава двадцать пятая