Жрец попятился назад, стискивая в руках корону, на его лице отразился страх. Но Верховный Канцлер не подала виду, и её рука даже метнулась к церемониальной сабле на поясе, хотя это парадное оружие не помогло бы против грозы Крайних Земель.
Одним прыжком Мурри оказался рядом со мной, и я взял у него из зубов посох с навершием в виде песчаного кота, сделанный Равингой. Но не выпустил из рук и другого посоха, с леопардом.
Лежавший по левую руку Голубой Леопард прижал уши к голове и зашипел. Но Мурри решительно встал справа, ответив недовольному зверю бесстрашным взглядом своих круглых жёлтых глаз, бесстрашным, но не вызывающим.
С двумя посохами в руках, с двумя зверями по бокам, я обернулся к народу. Крики утихли, и теперь они глядели на меня, словно онемев от изумления. Одна эпоха кончалась, начиналась новая. В одной руке я держал символ древнего прошлого, в другой — то, что было завоёвано моими собственными усилиями. Что Великий Дух потребует от меня в будущем, я не мог предсказать. Но я должен был оставаться самим собой. Это я знал твёрдо. И подумав об этом, я, полуголый, выпачканный кровью, с рассыпавшимися по плечам волосами, развеваемыми ветром, я заявил свои права на то, что мне принадлежит, и чем я буду владеть. Так же, как мои мохнатые братья потребовали и получили то, что завоевали своими силами.
Эпилог
Равинга зажгла лишь одну лампу, но даже в этом свете я увидела её лицо и прочла в нём только целеустремлённость.
— Он победил, — сказала я. Его победа просто–напросто ошеломила меня — по–другому моих чувств сейчас было не передать. Этот Хинккель, да что же в нём такое было? Я никак не могла привыкнуть к тому, что теперь мне придётся думать о нём по–другому.
— Он только начинает, — поправила меня Равинга.
— Но они должны признать его — таков обычай… — я поняла, к чему она клонит.
— И ты говоришь об этом, зная всё, что ты знаешь, что ты перенесла? Не разыгрывай дурочку, девочка моя. Шанк–дзи потерял руку, но не голову. Прежде всего ему придётся рассчитаться с пращником — в первую очередь. А потом наступит очередь других…
Её взгляд скользнул мимо меня, на полку, где стояла фигура Илантилина.
— И потому, — она заговорила бодро, словно закончив одну работу и принимаясь за другую, — мы снова переезжаем. Теперь, Алитта, у тебя есть право на своё наследство. Обычай гласит — что сделал старый император, новый может отменить. Последняя из твоего Дома должна поклониться новому Императору наравне со всеми Домами и потребовать восстановления всех полагающихся ей прав и привилегий. Всех.
Она повторила последнее слово голосом, не допускавшим возражений.
Горечь прошлого плеснулась во мне так сильно, что я почти ощутила её на губах.
— Нет!
Но следующая мысль — не об этом ли я мечтала когда–то? И если по странному стечению обстоятельств мне представилась такая возможность — зачем отметать её?
— Да!
Я не могла сопротивляться искушению. Я не могла совладать даже с самой собой, с частью ме«я, желавшей, чтобы то, что Равинга приняла так легко, оказалось правдой. Новая жизнь — и может быть, опасная, — но я жила бок о бок с опасностью много сезонов — так что это не будет для меня ни новым, ни страшным.
— Поэтому мы должны собираться, — повторила Равинга. — Когда мобили стихнут, мы выступаем.
Гнев оборотня
— Мясо кроби! Мясо кроби!
Девушка, носившая некогда гордое имя леди Тра, а теперь превратившаяся в смуглую худую женщину, такую же тощую, как птицы–стервятники, к которым она обращалась, опустилась на землю у первого же лесного дерева и ударила по ней кулаком. Острый камень впился ей в ладонь. Но она радовалась этой боли, глядя на бойню внизу, туда, где её спутник уходил в мир смерти.
Застенчивый, медлительный Ринард, с мощными мышцами и не очень развитым умом, постоянно был с нею с того момента, как пал Ланфорт. С тех пор они сражались рядом. И вот, последний из всех, и он попал в руки высокомерных и жестоких северян, которые не желали, чтобы беглецы мешали им воевать и совершать набеги на соседей. Она осталась одна.
Чёрная гончая на кроваво–красном знамени — она запомнит этот герб. Да, она сохранит всё в памяти и однажды… рука сильнее сжала камень, причиняя себе нестерпимую боль, но так она крепче запомнит свою клятву, хотя исполнить её не было никакой надежды.
От открытой местности её отрезали. Теперь единственная надежда — густой и тёмный лес. На небе собирались грозовые тучи. Тра встала, поправила пояс с мечом и вещевой мешок за спиной.
Ходят слухи, что среди этих мрачных, неприветливых деревьев кто–то живёт. О ком в основом говорят с опасением. Однако Тра и раньше видела от людей немало зла, крови и огня, а темнота впереди всё–таки обещала убежище.
Слышала она и то, что люди в этом лесу какие–то не такие… Ну и ладно! В глубине сердца она давно ощущала себя чужой людям; никакой зверь не может быть так опасен, как человек.