Знак любви

Едва заметная дрожь пробежала по ее телу. Девон был таким очаровательным, у него были такие синие и такие правдивые глаза. На мгновение ей даже показалось, что правда чуть ли не сияет над ним подобно нимбу.

Он провел рукой по своим мокрым волосам, и она заметила, что его рука слегка дрожала.

– Это глупо, – грустно улыбнулся он, – что я сам лишаю себя возможности быть с тобой, но я не хочу говорить неправду. – Он взял ее за руку. – Кэт, я не знаю, что произошло в Эдинбурге, но…

– Тебе следует об этом знать.

– Нет, это вовсе не обязательно…

– Обязательно, – решительно возразила она, прямо глядя в его глаза и собираясь с духом. – Если мы хотим продолжать наши отношения, пусть даже очень недолгое время, я не желаю иметь никаких секретов от тебя.

Поколебавшись, он сказал со вздохом:

– Если ты сама так хочешь, рассказывай.

Она глубоко вздохнула, ее руки непроизвольно сжались в кулаки.

– Сотни раз я думала об этом, пока наконец не поняла, что произошло и почему. Я росла и воспитывалась не в замке, как Малькольм. После моего рождения отец мало времени уделял моей матери.

– Он забыл о ней?

– Он обеспечивал нас всем необходимым, построил лесной домик, но мы не видели его месяцами.

– Как печально…

– Это было горько для нас обеих. К тому же мы знали, что он живет совсем близко от нас. Особенно трудно было маме, потому что она очень остро чувствовала себя брошенной. Мне кажется, отец всю жизнь жалел, что встретился с мамой. Во всяком случае, именно такое впечатление создалось у нас с ней.

Кэт говорила просто, без грусти и боли. Но Девон понимал, какой ценой давалась ей эта простота.

– Понятно, – пробормотал он, не зная, что сказать в такой ситуации. Он хотел было обнять ее, но она снова заговорила:

– Теперь мне уже не больно. Когда отец умер, обо мне стал заботиться Малькольм, – ее голос смягчился, – и мне ни разу не пришлось пожалеть об этом.

– Малькольм знал о вашем существовании?

– Он услышал, как его мать говорила своему управляющему, что нас с мамой нужно выгнать из лесного домика. Ему тогда было всего двенадцать лет, но он заступился за нас и потребовал, чтобы нас с мамой оставили в покое. Думаю, он видел нас и догадывался о правде. Впрочем, мы никогда не говорили на эту тему.

– Упрямство Малькольма не менее легендарно, чем моя решимость, – улыбнулся Девон.

– Какая разница между этими двумя словами? – улыбнулась она ему в ответ. – Разве это не одно и то же?

– Мне нравится пользоваться словом «решимость» по отношению к себе и словом «упрямство» по отношению к другим.

Негромкий смех Кэт послужил ему наградой, от которой сжалось его сердце.

– Тогда этот недостаток присущ нам троим, – сказала она. – Как бы там ни было, Малькольм знал о нашем существовании и приходил к нам почти каждый день. Его мать пыталась помешать этому, но он настоял на своем и… стал моим братом. Если мне было что-то нужно, я всегда могла обратиться к нему. Я благодарна ему за доброту и никогда не могу сказать ему нет.

– Он умеет быть весьма убедительным.

– Это правда. Когда мне исполнилось шестнадцать, моя мать умерла. Малькольм захотел, чтобы я жила в Килкерне. Я так и сделала, хотя мой рассудок противился этому.

– В той Голубой комнате?

– Да, в той Голубой комнате. Он предлагал мне занять комнату побольше, но там мне было как-то неуютно. Кроме того, я и без этого чувствовала сильную неприязнь со стороны его матери.

– Мать Малькольма начинает мне не нравиться.

– Что уж теперь, – тихо вздохнула Кэт. – Я напоминала ей о том времени, когда она с мужем была в ссоре, о которой ей хотелось забыть. Разве можно винить ее за это?

– Полагаю, нельзя, – неуверенно ответил Девон. – Тебе было хорошо жить в Килкерне?

– Нет, долгое время я жила вне стен замка и думала, что жизнь в самом замке какая-то волшебная. На самом деле все оказалось не так. Там я чувствовала себя какой-то потерянной, и Малькольм понимал это. Он решил, что меня нужно представить обществу, словно я имела на это право.

– Право?

– Я была незаконнорожденной дочерью лорда Стратмора, и все это знали. У меня не было ничего, кроме обещанного Малькольмом приданого. К тому же… – она пожала плечами, – я не красавица и никогда ею не была. Но Малькольм настаивал на том, чтобы я появилась в свете. Он уговорил свою мать поспособствовать этому, и тогда мы с ней впервые сошлись во мнениях: я не хотела этого выхода в свет, а она не хотела сопровождать меня. Однако Малькольму удалось настоять на своем, и в один прекрасный день мы отправились в Эдинбург.

– Звучит так, словно все было готово к катастрофе.

– Это было ужасно. И чем дальше, тем хуже. Полагаю, леди Стратмор искренне пыталась одеть меня как можно лучше и представить самым важным людям, но все кончилось полным провалом.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже. Каждый выход в свет приносил только боль и стыд. Одежда, которую она мне подобрала… Теперь, когда я лучше разбираюсь в тканях и расцветках, я вижу свои и ее ошибки.

– У мужчин все гораздо проще, – покачал головой Девон.