Знак Нефертити

Не отдавая себе отчета в том, что делает, пошла в прихожую, выудила из сумочки мобильник, нашла в памяти филимоновский номер. Гудки, длинные, недовольные… Наконец, оборвались Катькиным голосом:

— Да, Каминская! Говори, только покороче, у меня тут народу много…

— Кать, я буду у тебя петь. Всю эту неделю, с завтрашнего дня до воскресенья, каждый вечер. Идет?

— Да, конечно… Ну, ты молоток, Каминская, я так и знала, что ты заведешься! Все, давай, завтра жду! Днем можешь? Надо же тебе с Сеней-Веней порепетировать…

— Да, могу.

— Тогда я им скажу, чтобы часикам к двум подошли?

— Да, нормально.

— Ну все, до встречи!

— До завтра, Кать…

* * *

Всю ночь ей снился Леня. Хорошо снился, молодым, веселым. Не говорил ничего, но всем своим видом убеждал — не держу, мол, обиды, Анька. Она даже проснулась с мыслью — а может, разыскать его… Наверняка у кого-то из однокашников телефон есть…

Даже представила, пока глаза не открыла, их разговор. Он бы поначалу удивился страшно, потом бы, может, обрадовался… Расспрашивать бы начал, что да как… А она… Что она ему скажет? Свое запоздалое извини-прости преподнесет, как подарок? Нет, глупо как-то. Состарилось, замшело это извини-прости, утратило актуальность. Да и сам по себе звонок никчемушный — вроде как с памятью о себе навязывается. Нет, не будет она ему звонить…

Открыла глаза и вспомнила — про кафе, про Катьку, про свое обещание… И тут же в ужас пришла — зачем?! Какой леший ее за язык вчера дернул? Ведь это пошлость, по сути, — в каком-то кафе певичкой подвизаться, хоть и на неделю всего… А вдруг кто-то из коллег туда нечаянно забредет? Хороша будет картинка — Лесникова из финансового отдела романсы поет… Финансы поют романсы… То-то Глазкова досыта посплетничает, поизгаляется! И Танька наверняка не одобрит, усмехнется, у виска пальцем покрутит…

А впрочем — не все ли равно теперь. Да и когда она этих коллег увидит — вообще неизвестно. Да и увидит ли…

Ладно, будь что будет, а путешествие в юность она себе все равно устроит! Ну, что-то вроде прощальной гастроли… Кому, может, и пошлость, а ей — прямая необходимость. Необходимость выплеска запертого в тюрьме потаенного, маленькая радость для изнывающей страхом души. Целая неделя — радости… Ведь хочется, очень хочется, да и наверняка много его накопилось, потаенного-то, и пусть себе на свободу летит… С нежностью, с надрывом, с едва слышимой хрипотцой! Ох, как хочется, аж горло дрожит…

Соскочила с постели — возбужденная, радостно-суетливая. Помнится, такое возбуждение всегда накатывало на нее перед отъездом в отпуск, когда доставала с антресолей чемодан, раскладывала по комнате платья-сарафаны — это взять, это не взять… Говорят, предвкушение радости по эмоциональному накалу намного сильнее самой радости.

Кстати, о платьях-сарафанах! Надо же платье, случаю соответствующее, в шкафу поискать! Не в деловом же костюме, ей-богу… Но это потом, сначала — в душ… И кофе, привычную большую баклажку кофе хлебнуть…

Ступила в ванну, открутила на всю мощность краны, встала под крепкий водопад. Какое ж это удовольствие — ранее не ценимое… Просто стоять под душем, закрыв глаза, ощущать утреннюю бодрость тела. Такого подтянутого, такого упругого, такого сильного тела, несмотря на возраст… Тела-достижения, тела-гордости…

И вздрогнула, будто током ударило. Открыла глаза — вот оно, ее тело, в зеркале. Тело-предатель. Тело-болезнь. Подняла руки, собрала в горсти влажные тяжелые груди — в зеркале тут же отразилось что-то вроде гримасы отвращения на лице. И — отдернула ладони, сама себя испугавшись. Не надо, не надо… Это еще успеется — и горе, и гримасы… Нужно о предстоящей неделе-празднике думать! Самой себе долг отдать надо… Пусть и хватаешься за эту неделю как за соломинку. Тем более от недели всего шесть дней осталось, понедельник уже прошел.

Напившись на кухне кофе, занялась поисками платья. Чего-чего, а этого добра у нее было навалом — любила, грешным делом, себя шмотьем побаловать. Вон их сколько, на вешалках…

На поверку оказалось — ни одно платье для случая не подходит. Не то все, не то. Все какое-то современное. А надо бы что-то такое… С достоинством старины, с широким подолом, с рюшами…

Села на кровать — озадаченная. А платья-то, как оказалось, нет… Юбка нашлась с широким подолом, а платья нет. Придется с блузкой… Так, а это у нас что…

О, шаль! Настоящая, турецкая, шелковая, с бахромой! На темно-вишневом фоне — серебристый орнамент, глазу едва заметный. А что… Шаль — это, пожалуй, выход…

Накинула на плечи, подошла к зеркалу. Если конец перекинуть через плечо… Да, вполне образно получается… И все, и отлично! И фоном для романса подходит!

Откинув томно голову назад, повела плечами, пропела сама себе в зеркало:

В этой шали я с ним повстречалась,
И меня он любимой назвал…