Знак Нефертити

— Нет, не надо больше, Кать. Нормально. Как-то неловко даже. Вообще-то я и так могу… И без тыщи…

— Ну щас! Чего ж я, на халяву твой талант эксплуатировать буду?

— Да ладно, ладно… — махнула она рукой, разыскивая на вешалке свое пальто. — Все, пошла я, Кать… Душно тут у тебя…

Когда проходила через зал, кто-то сидящий за столом ухватил за руку, коснулся губами ладони, и она вздрогнула от неожиданности, шарахнулась, как испуганная лань. Подумалось — тот самый, с глазами… Глянула — нет, не он. Улыбнулась виновато, кивнула головой в знак благодарности, быстро прошла к выходу. Скорее — на воздух…

Вышла на крыльцо, осторожно спустилась со ступенек, зачем-то долго натягивала перчатки на руки, будто ждала. Чего ждать-то? Или кого? Этого, с грустно-пронзительными глазами, что ли? Да кому ты нужна, старая шансонетка… А все равно досадно. Получилось — для него пела, а он… Хоть бы подошел, сказал чего ради приличия…

И содрогнулась от стыдобы мыслей. А может, от холода, остудившего разгоряченную голову. Натянула капюшон, усмехнулась сама себе — иди уж домой под руку со своей досадой… Смешно, ей-богу, еще и досадовать!

А на улице-то, надо же, действительно подморозило. Воздух острый, студеный, крепкий. И лужи покрылись тонкой корочкой льда, и под ногами скользко — как бы не грохнуться в своем светлом пальто… Ноги-то до сих пор дрожат, и отходняк во всем теле, какой бывает после тяжелой физической работы.

Подморозило, а снега все равно нет. Когда ж он основательно выпадет, окаянный? А впрочем, какая разница… Чего она к этому снегу ожиданием привязалась? Когда выпадет, ей уж не до него будет. Из окна больничной палаты все одно — что снег, что дождь, что грозы с молниями…

Вот опять, опять она! Сказано же себе — не думать! Всю неделю — не думать, не думать! Соберись, Анька, тряпка! Пой, ласточка, пой… Не порть сама себе праздник…

Ну вот. Поскользнулась-таки, чуть не упала. Взмахнула некрасиво рукой, пытаясь удержать равновесие, еще и взвизгнула смешно, по-девчоночьи. Даже не поняла сразу, что ее от падения удержало… Чья-то цепкая рука ухватила за предплечье, как спасение свыше. Оглянулась — он… Тот самый, из кафе… Следом за ней шел, что ли?

— Осторожно, не упадите… Скользко…

— Ой, спасибо. Если б не вы, я бы точно упала.

— Вот видите, как я хорошо пригодился. Давайте уж до конца пригожусь — до дому вас доведу, иначе обязательно упадете. Держитесь…

И по-свойски подставил локоть, будто не сомневаясь, что она тут же за него ухватится. Впрочем, она и не собиралась протестовать-отказываться… Наоборот, вспыхнуло внутри приятной искоркой что-то вроде маленького торжества — ага, значит, он просто сзади шел! А подойти, наверное, стеснялся! Ага, ага!

— Заодно по дороге и комплиментов вам наговорю, не возражаете?

— Нет, не возражаю. Давайте, начинайте, я слушаю.

Эка, с какой ноткой нахальной игривости у нее прозвучало! Видно, маленькая искорка торжества свое дело сделала. Господи, много ли бабе надо, а? Сбылось нечаянное ожидание, она уж и рада…

— Ну, что же вы замолчали? Вы ж мне комплиментов обещали наговорить!

— Да, конечно. Спасибо вам за доставленное удовольствие, вы сегодня замечательно пели. Не просто замечательно, а… Как бы это сказать… С эмоцией пронзительного отчаяния, как мне показалось… На самой высокой ноте отчаяния…

— Нет, вам показалось. Обычно пела, как всегда, — произнесла она холодно, глядя в сторону.

— Да? Ну, извините. Я ведь впервые ваше пение слышал. Это у вас профессиональное занятие или так, увлечение?

— Конечно, увлечение. Разве я похожа на профессиональную певицу?

— Нет. Совсем не похожи. А как вас с увлечением в кафе занесло?

— Да просто захотелось, и все… Вообще-то хозяйка кафе — моя подруга, Катя Филимонова. Мы вместе с ней в институте учились.

— Значит, к подруге романсы петь напросились?

— Нет, почему же напросилась, она меня сама пригласила! Уговаривала даже! Еще чего — напросилась!

— Ну понятно, понятно… Извините.

Совсем ей не нравились его вопросы. Настырные какие-то, хамоватые. Да и голос его не нравился — чуть насмешливый. И вообще… Зачем провожать пошел, если уж так насмешничаешь? Не больно-то и хотелось… Надо же, пронзительное отчаяние в голосе разглядел… Рассердиться, отшить его, что ли? Тем более в той части улицы, где они сейчас пойдут, фонари не горят… А может, он вообще маньяк?

Подумала мельком про маньяка, и вспомнила! Ну да, как же она его сразу-то не узнала? О, память девичья…

Остановилась, развернулась к нему всем корпусом, глянула в насмешливые глаза:

— Послушайте… Это ведь вы были там, на мосту?

Он коротко пожал плечами, улыбнулся озадаченно:

— На каком мосту?

— Ну, помните… Я у парапета стояла, а вы мимо шли… Еще сказали: «Не стоит этого делать…» Помните?

— Нет, не помню…

— Да вы это были, вы! С вами еще собака была — ушастая такая… У вас есть собака?

— Ах, это Альма, наверное… Да, я с ней гуляю иногда…

— Ага, вот видите! Значит, я-таки вас узнала! Надо же, весь вечер промучилась — где я вас видела…