Знак неравенства

Денис мельком взглянул на священника, энергично идущего по дорожке церковного сада. Тот тоже заметил одиноко стоящего Дениса, прошел на расстоянии мимо, затем еще раз оглянулся. Секунду помедлив, он повернул к Денису.

Денис, внимательно вглядевшись в священника, воскликнул:

— Лешка! Филимонов!

Священник в ответ негромко засмеялся:

— Привет, Турчанец. Только я теперь не Лешка…

— А кто? — хмыкнул Денис. — Алексей… как тебя по-батюшке?

Тот спокойно ответил:

— Меня теперь зовут отец Григорий. Я служу здесь.

— Да ладно… Серьезно, что ли? Да как же ты… — Денис покачал головой. — Чудеса… Ты ж вроде в аспирантуру поступил сразу после пятого курса…

— Был такой грех, — улыбнулся отец Григорий. — Суетился. Ты-то как жив-здоров?

— Как видишь…

— Женился? Дети?

— Да… Дочка. У жены дочка, — неожиданно для себя поправился Денис.

Определенно что-то с ним происходит в последнее время. Акклиматизация, наверное. К новой жизни акклиматизация. Если она будет, конечно, новая жизнь. Как-то все так завернулось… Денис не сразу расслышал, что спросил его священник. Тот повторил:

— А свои?

— Н-нет… пока… Слушай, Леха… не могу никак понять… Ты — и вдруг церковь…

— Неисповедимы пути Господни.

— То бишь ничего он нам, неразумным, о своих путях поведать не пожелал… Да, Лех?

Священник слегка улыбнулся:

— Кому как… Может, и поведал, да мы не слышали, в суете своей… Ладно. Таньку Кирееву помнишь?

— А-а, с косой такая? На попе на круглой лежала толстенная коса, светлая… Помню, еще как помню…

— Она мне четверых родила… — усмехнулся отец Григорий, — двух мальчиков и двух девочек…

— Ну, ты даешь… Может, пойдем выпьем? Или тебе нельзя?

Отец Григорий опять засмеялся:

— Можно. Пойдем чайку попьем. И еще чего-нибудь.

Денис пошел за ним в деревянную служебную постройку во дворе. Он огляделся. Внутри оказалась современно обставленная комната со всеми необходимыми электроприборами — телефоном, факсом, кофеваркой. В углу на столе стоял включенный плоский монитор, на котором крутилась надпись на латинском языке. Денис читал-читал, да все не мог понять быстро вращающиеся слова.

— Ego… ego te abs… absolve… Так, что ли? И что это?

— «Отпускаю тебе грехи твои», — сдержанно пояснил отец Григорий.

— Ясно… — протянул Денис и с любопытством спросил: — Так все-таки, как ты… гм… к вере-то пришел? Ты сам веришь, кстати?

Отец Григорий улыбнулся:

— Во что?

Денис внимательно посмотрел на священника:

— В Бога.

— Вот как раз, пока диссертацию писал, и уверовал, что столь совершенный мир мог быть создан только великим разумом.

— Так просто?

— Нет. — Он взглянул на Дениса и стал расставлять на столе чашки и угощение.

— А не страшно от имени Бога разговаривать?

— Думаю, не страшнее, чем быть хирургом или, скажем, Великим кормчим.

Денис со все возрастающим интересом смотрел на бывшего однокурсника.

— Ну да, ну да…

— Тебе чаю или кофе?

— Пожалуй, чаю… Покрепче.

— А ты сюда часто ходишь? Как будто не видел тебя раньше.

— Да нет… гм… Не часто… Тут такая история…

Отец Григорий вдруг внимательно, другими глазами взглянул на Дениса.

— Ты не на службу приходил?

— М-м-м… Да нет.

— По капле кагора?

— С удовольствием.

Священник налил почти полный бокал Денису, себе — поменьше.

— За встречу! — Денис подмигнул сокурснику и первым выпил свое вино. — Да, чудной мир все-таки какой!

— А ты сам-то верующий? — Отец Григорий пригубил вина и поставил свой бокал на стол.

— Я-то?.. — Денис вздохнул. — Жена моя верит во все сразу. И в Иисуса, и в Магомета, и в Будду, и во всяких промежуточных божков и чертиков…

— И кто она у тебя? — спросил отец Григорий.

— Бизнес-леди, миллионщица, — улыбнулся Денис. — Приехала хрен знает откуда — деревня Козий Дол Воронежской области. В деревне два дома было: в одном коза одичавшая жила, в другом — она с бабкой глухой. Как бабку похоронила, дверь на щеколду заперла и в Москву поехала, столицу покорять… Дело обычное, сам понимаешь… Здесь поступила в институт, а потом… Ну, в общем — повезло. На золотую жилу напала, дело свое открыла, очень удачно, да еще друг один денег подкинул… Отец моей дочки. Я его не видел никогда… Потом он слинял куда-то, то ли сел, то ли еще что-то. Может, помер. Оксанка ничего не говорит — хоть убей ее… А она-то и развернулась. Когда приехала в Москву — по телефону разговаривать не умела, общежитие по вечерам мыла, пока училась… А теперь — что ты! Слова поперек не скажи!

— Но ты же говоришь?

— Что именно?

— Слова свои собственные говоришь, это же видно.

— Да говорю-то говорю… — Он налил себе еще, но заметил взгляд отца Григория. — Гм… А здесь напиваться-то не очень, наверно?

— Не очень.

Денис, досадливо крякнув, отставил бутылку.

— Ну и ладно. Может, пойдем куда-нибудь, а, Лех?

— Да я в общем-то на службе еще… — улыбнулся отец Григорий. — Если только вечером, попозже… К нам приезжай.

— Ой, Татьяна твоя меня как вспомнит… Я ж, идиот, такое как-то учудил… Она тебе не рассказывала?

— Кажется, нет, — сдержанно ответил священник. — А сюда-то ты как попал, к нам? Ты так и не сказал.