— Что нужно делать? — спросил я.
— Да ни хрена. Вон, пачку 11-50-7 проверить, но это можно и после обеда.
— Нет проблем, — ответил я. Капрал Брэднум уселся за кроссворд в «Дейли Миррор»; его напарник читал древний номер «Иллюстрейтед».
— Слово из семи букв, начинается на С, «нагревать до высокой температуры», — сказал капрал.
Ответ, который, конечно же, может подсказать образованный Брук —
Всю эту «ученую» бодягу я знал наперед: умеренный успех первого романа; рецензирование для литературного приложения к «Таймс», беседа-другая по радио. Потом еще роман — не столь успешный. («Должен признать, что новый роман писателя N меня разочаровал…»); и еще рецензирование, и еще беседы; пара эссе о каком-нибудь Богом забытом писателе для «Корнхилл»; и затем постепенное скольжение по нисходящей: после антологий, введений и литературы «для легкого чтения» — еженедельная болтовня в «Джон О'Лондон» или штатная работа на Би-Би-Си… Нет, только не это, подумал я — уж лучше буду помогать капралу Брэднуму решать его кроссворды. («Орхидейная трилогия»)
Скрывая свои собственные опубликованные слова в лаконичных обменах репликами, призванных убить время в батальонной каптерке, за инвентаризацией дембельского обмундирования, Брук делает вид, что сопротивляется карьере беллетриста. Художественная проза, которую он в то время писал, мало сказывается на его самокритичной сдержанности, продемонстрированной этой фантазией. «Зима в Блэкторне» — история неудовлетворенного и непатриотичного гетеросексуального желания — банальна даже для серии «Современная литература» издательства «Пингвин»:
Она села у окна, комкая в руке платок, но глаза ее были сухими; взгляд ее был устремлен за сырые от дождя поля и живые изгороди, с которых облетал цвет, — к ряду опустелых ниссеновских бараков — единственного, что осталось от лагеря.
Но не прошло и года, как появился «Козел отпущения» — роман «накоротке с солдатами», о котором романист — гей Питер Кэмерон отозвался уже как о «на редкость подрывном и эксцентричном». Позже, в «Знаке обнаженного меча», эти опустелые ниссеновские бараки перенесутся в таинственную местность, с незапамятных времен несущую следы военных, — эпицентр «чудных дел»: близость между мужчинами загадочно связывается с причудливой, как из-под земли возникшей армейской фантасмагорией, подразумевающей введение военного положения в Кенте. Завораживающие и в то же время тревожащие особенности пейзажа, в который Брук снова и снова вписывает свои личные мифы, — самые поразительные особенности его писательского расцвета. В романе Вулф «Миссис Дэллоуэй» вернувшегося в Англию империалистического чиновника Питера Уолша обгоняет поступь английского милитаризма, «словно шелест листьев в лесу»: