— Она отправилась на Холм. Ушла минут двадцать тому.
— На Холм?! — воскликнула Мэри. — Чего ради она отправилась туда сейчас?
Холмом именовали почтовое отделение, располагавшееся на небольшой возвышенности в отдалении. Сама Люси никогда не получала писем, но всегда сопровождала Мэри, когда та проверяла свой почтовый ящик в надежде получить весточку от Перси.
В кованые чугунные ворота с грохотом вкатила запряженная лошадью карета.
— Счастливого пути, мисс Мэри, — провозгласил Сэмюэль, и все мысли о Люси вылетели у нее из головы, как пыль из-под колес.
— Слава Богу! — воскликнула Мэри.
Сэмюэль погрузил ее багаж и уже собирался помочь ей подняться в двухместное нутро кареты, как раздался знакомый голос:
— Мэри! Мэри! Сэмюэль, не отпускайте извозчика!
— Это мисс Люси, — безо всякой необходимости пояснил Сэмюэль.
Мэри вздохнула.
— Боюсь, вы правы.
Она смотрела, как к ней, приподняв подол старомодного платья, приближается маленькая фигурка, и ощутила прилив раздражения, за которым сразу же последовало раскаяние. Раздражение от того, что эта девчонка вцепилась в нее, словно пиявка, с самого первого дня в Беллингтон-холле, а раскаяние - потому что Люси была ее единственной подругой, не считая Аманды. Мэри с негодованием смотрела на бывшую соседку по комнате.
— Зачем тебя понесло на почту, ведь ты знала, что я должна успеть на поезд?
— Чтобы забрать вот это. — Люси помахала перед лицом Мэри каким-то конвертом. — Подвинься, я еду с тобой. Сэмюэль, скажите мистеру Джексону, чтобы молочник на обратном пути завернул на вокзал и забрал меня, хорошо?
— Мисс Пибоди сожрет вас с потрохами, — предостерег ее Сэмюэль.
— Да какое мне дело? — небрежно отмахнулась Люси, подсаживая Мэри в карету и подбирая юбку, чтобы последовать за ней.
Мэри неохотно подвинулась, освобождая место для пышных оборок подруги.
— Что это? — осведомилась она, показывая на конверт.
Люси драматическим жестом извлекла сложенное вчетверо письмо.
— Это - мой пропуск на работу. Перед тобой новая учительница французского языка школы Мэри Хардин-Бейлор в Белтоне, штат Техас.
Мэри прикусила нижнюю губу, чтобы ничем не выдать разочарования. Втайне она надеялась, что Люси не получит этого места. Белтон находился всего в нескольких часах езды от Хоубаткера, и это станет для нее постоянной головной болью. В выходные дни, когда Мэри будет наводить порядок в Сомерсете и ухаживать за матерью, Люси будет ожидать, что ее примут на Хьюстон-авеню. Мэри испытывала бы совсем иные чувства, если бы та приезжала к ней из симпатии и дружеского расположения, но они обе знали, что это не так. Люси терзалась безответной страстью к Перси, вспыхнувшей в тот день, когда они познакомились. Мэри стала для нее мостиком к Перси, а школа Мэри Хардин-Бейлор - входным билетом в Уорик-холл.
— Ничего не понимаю, — сказала Мэри. — Зачем тебе понадобилась эта работа именно теперь, когда Перси уходит в армию? Разве мисс Пибоди не предлагала тебе более высокое жалованье в своем пансионе?
— Зато какое удобное место, чтобы ожидать там возвращения Перси! — В светло-голубых глазках Люси вспыхнул детский восторг. — Кроме того, я буду находиться неподалеку от Хьюстон-авеню. Я постараюсь увидеть Перси, когда его отпустят домой на несколько дней, перед тем как отправить на войну. Ты ведь
«Ну и самонадеянная особа!» — подумала Мэри. С чего это Люси решила, что Перси захочет ее видеть?
— Люси, мальчики едут во Францию. Я сомневаюсь, что их отправят домой через океан, даже если предоставят отпуск на несколько дней. Не исключено, что они будут отсутствовать до тех пор, пока война не закончится.
Люси обиженно выпятила нижнюю губку и сунула письмо обратно в конверт.
— Ну, это не имеет значения. Я все равно смогу приезжать к тебе в гости, чтобы прогуляться по улице до Уорик-холла и послать несколько воздушных поцелуев, которые найдут дорогу в его комнату и в его постель...
— Ох, Люси...
— Прекрати разговаривать со мной, как с умалишенной, Мэри Толивер. Именно благодаря этому он и
Мэри осторожно откашлялась, прижав к губам носовой платок. Люси была католичкой. Уорики же считались стойкими приверженцами методистской церкви, а Джереми к тому же был масоном. Мэри сомневалась, что хорошо известное терпение их семьи ко всем вероисповеданиям и расам распространится на женитьбу их единственного сына на католичке.