Знак шпиона

Дэвис не смог скрыть чувств, у него было такое выражение лица, будто прогуливаясь, он ненароком наступил на дохлую, тронутую разложением крысу. Медникова неожиданно разозлила эта брезгливая гримаса. Это показное чистоплюйство. Он весь в белом, а тебе лопатой дерьмо кидать…

– И все-таки эта жертва… По большому счету она не имеет смысла.

– Слушай, Ричард, какого хера ты из себя корчишь? – Медников сжал кулаки в карманах плаща. – Ты что, мать твою, благородных девиц учил манерам? Ты разведчик или сопля на заборе?

Дэвис заглянул в глаза собеседника и невольно отступил на шаг. Показалось, ещё секунда и Медников влепит кулак ему в морду.

– Я, ну… Я не знаю.

– Ты думал, что яд, который я забрал в Пярну, нужен для того, чтобы поморить тараканов на кухне? С какой целью ты передавали мне ту штуку? Ну, ответь.

– Я не знаю… Но почему?

– Потому что она моя жена. Моя. Этого достаточно. А теперь счастливо оставаться, умник.

Медников на прощание махнул рукой и быстро зашагал к станции.

Лиссабон, район Граса. 31 октября.

Под вечер Колчин, уставший от гостиничной духоты и скверного характера Джейн Уильямс, устроился в таверне «Бенфика». Выбрав столик у окна, он дождался официанта, немолодого мужчины в ярко красном фартуке, заказал катаплану, густую похлебку из волчьего окуня, макрели и других сортов рыбы, жареные на деревянном угле сардины с овощами и бутылку домашнего вина.

Интерьер таверны, просторного зала, свод которого подпирали две каменные колонны, был решен в старомодном стиле. Посетители, в основном не туристы, а местные жители, собиравшиеся здесь по выходным послушать песни под португальскую гитару, сидели за самодельными прямоугольными столами, сбитыми из толстых струганных досок, мягкие стулья заменяли некрашеные табуретки. Стены из природного камня, побеленные известью, подкрашенной синькой, украшали засиженные мухами репродукции картин из старинной жизни: рыбаки сушат сети на берегу моря, тореадор протыкает шпагой свирепого быка. Вместо люстры под потолком подвесили на цепях огромное деревянное колесо от арбы или телеги, по ободу которого укрепили два десятка ярких лампочек.

Окно, перед которым сидел Колчин, было узким, но с этой позиции вход в гостиницу «Сан-Роки» на противоположной стороне улицы хорошо просматривался. Посетителей все прибавлялось. Люди заходили в таверну, стараясь занять не дальние столики у стен, а устроиться поближе к невысокой эстраде, на которую, сменяя друг друга, поднимались самодеятельные певцы с гитарами, исполнители песен души фадо, городского романса. Сейчас на краю эстрады стоял парень в парусиновых штанах и морской тельняшке с широкими полосами, он пел о любви.

– Ты подарило мне свое сердце, перевязанное голубой лентой. Но я был слишком пьян и не донес подарок до дома. Сердце упало и разбилось о каменную мостовую…

На улице уже стемнело, в гостинице зажглись окна, подул легкий бриз. А здесь, в таверне, было душно, пахло жареной рыбой и кислым вином, перебродившим в бочках. Лето задержалось в этих краях и, кажется, не собиралось уходить. Двадцать пять градусов и ни единого дуновения ветра в начале ноября – это слишком даже для Лиссабона. Песни, слова которых Колчин понимал с трудом, несли такой энергетический заряд, что переворачивали душу. Мелодии слишком сложные, они не раскладывались на пять блатных аккордов, голоса исполнителей волновали и завораживали.

Промокая платком влажный лоб, Колчин хлебал огненную похлебку из глиняного горшка и спрашивал себя: чем бы занялись сегодняшние звезды русской эстрады, случись десятку португальских самодеятельных исполнителей выучить язык и переехать в Москву? Если бы наши звезды имели хоть каплю совести, они бы продали свои каменные особняки и протирали пыль с гитары того худощавого паренька, который сейчас стоял на эстраде. Или чистили его обувь. Но кто может позволить себе в наше время такую роскошь, каплю совести?

– Как здесь кормят?

Виктор Нестеров говорил по-английски чисто, без акцента. Он отодвинул табурет и уселся с другой стороны стола.

– Отменно.

Колчин перевернул чистый стаканчик.

– Рад слышать.

Нестеров сделал глоток портвейна, поморщился. Он давно не употреблял дешевого вина. Взял из вазочки лимон и, отрезав от него длинный ноздреватый пупок, выдавил в рот капли сока. Подозвав официанта и заказал дежурное блюдо, шницель из говядины и рыбацкий пунш, смесь рома, лимона и меда. Только что Нестеров встречался с русским связником.

– Ты готов выслушать плохие новости? – спросил он.

– А хороших нет? – спросил Колчин. – Я готов выслушать и хорошие.