Знак Святого

Саймон не испытывал к нему сочувствия. Он даже ощутил некоторое злорадство, так как, по его мнению, Марч вполне это заслужил. Просто пришел час расплаты за содеянное, а значит, и не может быть сочувствия. В цивилизованном мире, боровшемся за свое выживание, не было места таким чувствам. Именно понимание реальности, именно широта восприятия мира позволяла оспаривать аргументацию противоположной стороны и отметать свои собственные, вполне очевидные заблуждения. Вот почему можно было, напрягая нервы, искать оправдания для убийцы и осуждать страдания жертвы, которые не нуждались ни в каких оправданиях. Вот именно против такой несправедливости, маскирующейся под Справедливость, и вел свою бесконечную войну Святой. И теперь он был счастлив, что Рэндолфу Марчу приходится страдать, – как страдают мужчины, женщины, дети из-за того, что их сметает неумолимая, безжалостная сила, которой Марч оказывал поддержку.

Кроме этого, у Саймона было еще о чем подумать.

На темном горизонте виднелась далекая звезда; но именно свет таких далеких звезд не раз помогал ему избежать смерти. Сейчас вновь появилась звезда.

На этот раз, как ни странно, – но по логике вещей это случалось каждый раз, – у него оказался нож. Он должен бы быть обнаружен во время проведенного по приказу Фрэда обыска. Но спрятанное в рукаве тонкое лезвие в чехле осталось незамеченным. И притом, что руки у него, как и у всех остальных его спутников, были связаны, все же оставался шанс воспользоваться заветным ножом. Может быть...

Саймон ухватился за эту слабую надежду. И еще одна мысль не давала ему покоя.

Какой-то специфический запах стал проникать в комнату. Неприятный и в то же время знакомый.

– Не так уж много развлечений, как ты ожидал, старина Рэнди? – сказал он. – Вот такие дела и сделали Генриха совсем лысым. Так что, Рэнди, тебе самому придется позаботиться о тонизирующих средствах для волос. Иначе тоже облысеешь.

Марч посмотрел на него своими бесцветными глазами и снова глубоко затянулся.

В ту же секунду Саймон догадался, что это за запах. Он вспомнил одну фразу из донесения Питера Квентина по поводу Рэндолфа Марча. Он как зачарованный стал глядеть на горевшую сигарету Марча.

– Но это несправедливо, – продолжал скулить Марч, и его голос казался сейчас тоньше и резче. – Я не могу все потерять! На что я стану тогда жить? Куда пойду?

– Будьте уверены, партия вас не оставит, – равнодушно ответил Фрэд. – Я сейчас не могу сказать, куда мы направляемся. Когда подлодка выйдет в открытое море, я свяжусь с Берлином. А вы не принимайте близко к сердцу ваши потери. Пожалуйста, помните о том, что вмешательство в наши дела Темплера стоило рейху гораздо больше, чем ваше состояние. В такой службе, как наша, беды одного человека не принимаются в расчет. Надеюсь, вы согласны со мной.

– Я тоже надеюсь, Рэнди, – сказал Святой; теперь его усмешка была более язвительной, чему в немалой степени способствовал раздражающий запах сигареты. – Теперь ваше положение изменилось, не так ли? Вы хорошо проводили время, будучи плутократом пятой колонны, вы могли наслаждаться своими особняками, яхтами и самолетами, планируя саботаж и организуя пропаганду, сидя за шампанским в обществе красавиц. Но теперь, я надеюсь, вам придется заниматься более прозаическим делом, сидя за кружкой пива и закусывая эрзац-сыром, – а большие шишки, вроде Генриха, будут подстегивать вас хлыстом. Думаю, для вас это будет неплохой школой.

Марч не находил себе места. Каждая фраза Святого попадала в точку. Складки у рта обозначились более резко, губы дрожали.

Капитан Фрэд слышал все, что говорил Саймон. Прищурившись, он смотрел на Марча, и то, что он не оборвал Святого, казалось подозрительным. Он, как улитка, съежился, затаился, а потом вдруг мгновенно выпрямился.

Единственным признаком его волнения были раздувавшиеся ноздри. Потом он вдруг в три прыжка подскочил к Марчу и выхватил у него изо рта сигарету, бросил ее на пол и растоптал каблуком.

– Болван! – крикнул он по-немецки. – Сейчас не время!

Но он не успел отойти. Марч уже достаточно накурился марихуаны, чтобы мышь превратилась в людоеда. Его глаза сверкали пустым блеском.

– Будь проклят...

У него дрогнул голос, но не мускулы. С быстротой молнии он выхватил карабин из рук изумленного часового и приставил дуло к груди капитана.

– Не будет по-твоему, понял?! – кричал Марч. – Я не допущу этого! Я вас всех обведу вокруг пальца! Вы останетесь здесь. Я сам сдам вас военной охране. Когда они прибудут сюда, я объясню им, что вы пытались шантажировать меня, но я вас раскусил, и сам всех вас захватил в плен. И они у меня ничего не заберут. Я стану героем...

Сердце Саймона упало.

Все это было похоже на кошмарную сцену замедленного действия: события хотя и развивались, но неуклонно вели к параличу, требовалось скорейшее вмешательство. Конечно, Марч был безумцем; подобные угрозы могли исходить только от человека, впавшего в истерику. Но такое сумасшествие в сочетании с абсолютным непониманием происходящего, что можно объяснить только воздействием наркотика, – вело к самоуничтожению.