Знак убийцы

Леопольдина быстро одолела лестницы галереи ботаники и как ураган ворвалась в кабинет профессора Флорю. Тот с полевым биноклем на шее дремал, положив голову на толстый том.

— Профессор Флорю… — прошептала Леопольдина.

Старый ученый похлопал глазами, казалось, пришел в себя и воскликнул: «Datura Pignalii!» Леопольдина подумала, все ли у него в порядке со здоровьем.

— Datura pignalii! Один из видов дурмана! Я просидел за этим всю ночь, но нашел! — торжествовал профессор, потрясая папкой. Обязанный тем не менее хоть немного играть свою привычную роль, он принялся ворчать: — Вы можете сказать, что задали мне работку, Леопольдина… Это такой редкий вид… Но мне пришла в голову отличная мысль заглянуть в самые старые гербарии, в гербарии Ламарка.[37]

— Не было никакой срочности, профессор! Вы должны были бы отдохнуть.

— Я и не заметил, как прошло время. И потом, когда я работаю, это значит — я работаю.

— А вы уверены, что речь идет именно об этом растении?

Профессор Флорю бросил на молодую женщину взгляд, в котором читались и лукавство, и уверенность.

— Абсолютно уверен. Смотрите.

Он открыл папку. На картоне вырисовывался желтоватый контур. Взяв осторожно один из засушенных листков, профессор положил его на бумагу: листок и контур идеально совпали.

— Я не знаю, когда он был украден, но, должно быть, недавно. И я проверил: другие растения, вызывающие галлюцинацию, тоже исчезли. Какой позор! Настоящее разорение коллекций «Мюзеума»! Я должен написать докладную.

Леопольдина была озадачена.

— Вор должен был быть большим специалистом… Ему нужно было знать, где найти среди миллионов образцов…

Профессор Флорю угрожающе поднял палец, словно живое воплощение правосудия.

— И он должен будет отчитаться перед мировым научным сообществом!

Леопольдина с сомнением поморщилась. Алан смог сам найти это растение среди семи миллионов имеющихся образцов? Это невозможно. На этикетке гербарного листа Леопольдина прочла справку, написанную тонким и аккуратным почерком самого Ламарка: «Datura pignalii. Привезено господином Фюсте в 1776. Натуралисты Новой Гренады считают это растение очень ценным и почитаемым, так как оно открывает непостижимые миры. Их священники жуют его листики. Употребление этого растения вызывает чрезмерную радость, смех, а затем ступор, в состоянии которого возможно совершение действий, несовместимых с моралью».

Профессор, прихрамывая, направился к электрической кофеварке.

— Это огромный ущерб для «Мюзеума»! Наша репутация поставлена под угрозу! Но ведь я вам уже говорил, Леопольдина: здесь все исчезает, и никого это не волнует…

Леопольдина в задумчивости пожевала губами.

— Скажите, профессор… Как долго эти листья сохраняют свое галлюцинирующее свойство?

Старый ученый воспринял это замечание как тяжкое оскорбление, ставящее под сомнение его добросовестность.

— В конце концов, малышка Леопольдина, условия хранения гербария безупречны! Эти растения в таком же состоянии, как они были найдены… или почти в таком же. Мы по многу раз подвергаем их воздействию метилена, чтобы уничтожить паразитов. И листья, что вы дали мне, высокотоксичны, можете не сомневаться!

— Правда?

— Настоящий яд! Это растение может сделать вас по-настоящему безумной!

Вот почему Алан вел себя так необычно!

Итак, вопрос оставался все тот же: кто дал ему эти листья?

Леопольдина и профессор Флорю пили кофе. Томик Ньютона покоился менее чем в тридцати сантиметрах от молодой женщины, но поскольку он был прикрыт кучей документов, она совсем забыла о его существовании.

Профессор Флорю перебирал свои воспоминания, Леопольдина никогда не уставала слушать их.

— Лоранс Эмбер? Чертовский характер, но очень красивая. Я помню, как она появилась в «Мюзеуме»… Она вскружила не одну голову, но не надейтесь, что я назову имена. Надо сказать, Лоранс Эмбер — женщина, имеющая убеждения, даже если я далек оттого, чтобы разделять их. И потом, в наше время нужно иметь некоторое мужество, чтобы заниматься фондом Тейяра де Шардена. По правде сказать, я не понимаю враждебности, которую вызвал этот фонд. Его создание в тысяча девятьсот шестидесятом году не встретило никакого противодействия. Это был центр светский, руководимый учеными. И отец Тейяр де Шарден был геолого-палеонтологом, единодушно уважаемым. А сегодня, мы знаем, бьют тревогу, едва лишь покажется, что увидели краешек сутаны… — Он тихо засмеялся. — Мне довелось работать для полиции, я вам не рассказывал? О, конечно же, я не участвовал в расследовании в прямом смысле слова, я был в некотором роде экспертом.

— Прекрасно представляю вас в роли Шерлока Холмса, профессор.