ЗНАК ВОПРОСА 1995 № 01

Вывод из всех этих рассуждений оказывается прост, хотя и неожидан, — тот, кто не следует ритуально-упорядоченным нормам поведения, сам вычеркивает себя из числа тех, к кому приложимо понятие гуманности. И с ним, с человеком, «потерявшим лицо», можно поступать достаточно жестко, если не сказать жестоко. Кстати, именно поэтому бойца, преступившего правила своей школы, нарушившего нормы общения с учителем или с другими людьми, могли сурово покарать или даже убить, ибо в какой-то момент он просто переставал существовать как полноценный человек. С другой же стороны, пока эти базовые ритуальные нормы не нарушены, необходимо приложить все усилия, чтобы предотвратить поединок и не травмировать соперника. Именно поэтому в теории ушу сосуществовали внешне абсолютно противоречивые установки. С одной стороны, учили: «Пусть твоя защита не будет сильнее, чем нападение», «Мудрец не обнажает оружия по своей воле», а с другой стороны, наставляли: «Коли вступил в поединок — свали противника с ног, как больное животное», «Ударить противника — все равно что щелкнуть пальцами».

В этом отношении весьма показателен пример Сунь Лутана — общепризнанного символа «боевой добродетели». По его теории истинный боец должен придерживаться двуединой добродетели — «добродетели в речах» и «добродетели в руках», то есть в поединке. В то же время Сунь Лутан весьма образно объяснял: «Смотри на соперника как на сорную траву. Ударить соперника — все равно что прогуляться по дороге». Кажется на первый взгляд весьма негуманным давать такие советы рядом с рассуждениями о гуманности и добродетели бойца, и все же, как видно, китайская традиция с ее внутренне-ритуальным понятием добродетели вполне допускала это.

ДОБРОДЕТЕЛЬНЫЙ БОЕЦ

Может быть, именно субъективность этих понятий заставляла учителей ушу формулировать особые уставы школ, где описывались элементарные нормы поведения. Так рождались «Шаолиньские правила учеников», «Правила последователей внутренних стилей» и многие другие. Особое внимание в них уделялось отношениям учеников с мастером.

Из китайской внутренней традиции следовало, что Небо происпускает некую Благодать, благую силу или добродетельную мощь — «дэ», которую воспринимает высший среди людей — император, не случайно называемый «Сыном Неба». В свою очередь правитель распространял «дэ» на своих подданных и таким образом своей благой мощью напитывал Поднебесную, ведя ее по пути гуманности, преданности и справедливости. Если же император оказывался недостойным человеком, то он лишался «мандата Неба» на правление, а объективно это проявлялось в том, что он был не способен передавать небесное «дэ» на землю, и в Поднебесной начинался хаос.

В уставах школ ушу практически та же теория описывалась в отношении учителя — именно он воспринимает истинное «дэ» и передает его своим ученикам, напитывая свою школу. Уважение к учителю становится залогом установления прямой передачи благой силы Неба и соответственно истинного «небесного мастерства». Но если человек не нес в себе это качество, то все его претензии на мастерство были напрасны, и уставы школ ушу советовали остерегаться таких людей, впавших в самообман. «Дэ» было практически единственным качеством, которое определяло человека как Мастера, и никакого другого критерия не существовало.

Одним из тех, кого называли «мастером, овладевшим в равной степени и боевым искусством и боевой добродетелью, был Хо Юаньцзя (1869–1909) — знаменитый патриарх стиля мицзунцюань («Потерянный след»), основатель первой в Китае Ассоциации чистых боевых искусств Цзиньу. Рассказывают такую историю. После основания в 1909 году Ассоциации нашлось немало бойцов, которые хотели померяться силами с главой организации Хо Юаньцзя. Обычно на турнирах выступали ученики мастера, неизменно выходившие победителями. Но однажды на помост для поединков, построенный в центре Шанхая, поднялся могучий боец по стилю наньцюань («Южный кулак») Чжан Гуаньу и заявил, что хочет померяться силами с самим Хо Юаньцзя. Однако сначала с ним состязался первый ученик мастера Лю Чжэньдун. Бой продолжался с небольшими перерывами почти до вечера и окончился безрезультатно, противники оказались достойны друг друга. На второй день на помост решил подняться сам Хо Юаньцзя. Чжан Гуаньу был весьма осторожен и сразу же стал использовать обманные действия, выбирая удобный момент для нанесения решающего удара.