Что касается русского права, то «Русская Правда» не дает никаких указаний относительно С. поединка или «поля». Впервые о нем упоминается в первой четверти XIII столетия, в договоре смоленского князя Мстислава с немцами, запрещающем С. поединок между русскими и немцами. В виду этого некоторые исследователи нашего права (Каченовский, Калайдович, Погодин) приходят к заключению, что поединок не есть исконное, национальное явление нашего процесса, а заимствован у других народов; другие же исследователи (Пахман, Сергеев, Беляев) полагают, что, не смотря (так! —
Для наблюдения за правильностью поединка предписывалось присутствовать при нем окольничьему (окольничий — сан приближенного к царю, по службе, лица, второго сверху по чину. —
На случай, если побежденный будет убит, Псковская Судная Грамота постановляла «на трупу кун не имати», убившему предоставлялось только «доспех сняти, или иное пгго, в чем на поле лезет…» (примечание: куна — шкурка куницы или соболя, некогда заменявшая на Руси деньги. —
Дело, решенное судебным поединком, не подлежало ни пересмотру, ни перевер-шению…
По мнению проф. Пахмана, С. поединки продолжались до уложения 1649 г.»
И в завершение раздела ординарных ордалических испытаний приведу сокращенные выписки из Энциклопедии Брокгауза и Ефрона, касающиеся двух оставшихся видов судов Божьих.
«ПРИСЯГА (juramentum) — в гражданском процессе религиозный обряд, заключающийся в удостоверении показании стороны призванием Бога в свидетели правды. Цель этого обряда, как судебного доказательства, — устранение спора. Присяга постепенно вытесняла суды Божии (поединки, испытания огнем и водою и т. п.)…
Присяга разделялась на добровольную и принудительную, возлагаемую на одного из тяжущихся по усмотрению самого суда».
«РОТА — в древнерусском процессе так называлась присяга, клятва. Первоначально рота означала спор, битву и имела значение суда Божьего; отсюда развились впоследствии ордалии и судебные поединки…
В летописях выражение «присягать», «принести присягу» передается «ходити (заходити) роте», «водити роте», «внить в роту» и т. д. Слово «клятва» стало употребляться преимущественно после введения христианства; позднее вошли в употребление названия: «вера», «крестное целование»; наконец, гораздо позже, может быть, в конце XVII в., появилось польское слово «присяга»…
Присяга допускалась в исках, превышающих 1 рубль, и лишь для лиц несовершеннолетних, не более трех раз в жизни…»
Завершая рассмотрение испытаний второй (ординарной) группы судов Божьих, следует признать, что они проще, обыденнее испытаний первой группы. Однако и здесь есть над чем поразмыслить.
Внимательный читатель не мог не обнаружить весьма серьезные указания на довольно глубокие знания пращуров наших в области физиологии и психология, успешно заложенные в основу этих испытаний.
В ряде случаев приходится признать некоторую нарочитость религиозно-мистической окраски испытаний, несомненно предназначенной как для формирования определенного психологического настроя испытуемых, так и для сокрытия истинного метода определения виновности.
И снова пред нами вырастает фигура несомненно умного, рачительного, я бы сказал, чуть хитроватого, предка, в технологии испытаний предвосхитившего различие реакции на заложенные в них ловушки виновных и невиновных, давшего в руки потомков верное средство выявления истины!
Когда эти методы возникли? Каков уровень знаний дал возможность их построения? Что явилось базой?
Ведь нельзя предположить, что это знание — результат совокупного труда множества поколений? Ведь они созданы были до возникновения письменности?
Количество неразрешимых вопросов нарастает по мере углубления в тему.
ДОЧЬ МАТЕРИИ
Завершая обзор, приведу высказывание известного французского бактериолога и физиолога, академика Парижской академии наук Шарля Рише (1850–1936 гг.), бывшего в последние годы жизни ее президентом: «Физиология есть наука жизни. Это определение безусловно верно, но оно удовлетворительно только в том случае, когда предварительно дано определение самой жизни. А это, именно, и трудно, потому что жизнь, по-видимому, одно из тех простых явлений, которые ускользают от всякого определения.