ЗНАК ВОПРОСА 1997 № 03

Правда, и тут не обойтись без оговорок. Далеко не всегда туземцы казались европейцам непривлекательными. Так, хорошо известно восхищение, которое вызывала у путешественников и искателей наживы и приключений своеобразная красота таитянских женщин. Да и не только женщины, но и мужчины не выглядели отталкивающе, несмотря на непривычную для европейцев татуировку и своеобразные одеяния. Вот, например, что сообщал о таитянах немецкий ученый Г. Форстер в своих записках, посвященных второй кругосветной экспедиции Дж. Кука: «Черты людей, окружавших нас, были столь же мягкими, сколь и их поведение. Роста они примерно нашего, цвет кожи — коричневый, как у красного дерева; у них красивые черные глаза и волосы, вокруг пояса они носили кусок материи собственной работы, другое полотнище живописно обертывалось вокруг головы наподобие тюрбана. Женщины достаточно миловидны, чтобы обратить на себя внимание европейцев, которые больше года не видели соотечественниц Их… наряд, возможно, и уступал по красоте драпировкам, какими мы любуемся у греческих статуй, однако он превосходил все наши ожидания и был островитянкам необычайно к лицу. Представителей обоих полов украшали или, вернее, изменяли до неузнаваемости… странные черные пятна, которые получались путем накалывания кожи, а затем втирания в эти места черной краски. У людей простого звания, которые ходили по большей части нагими, такие пятна имелись в основном на бедрах, наглядно показывая, сколь различны представления людей о красоте, и в то же самое время сколь одинаково все они склонны так или иначе делать себя красивее, чем есть».

О различиях в представлениях, затрагивающих намеренное «украшение» лица, тела и т. д. разговор еще впереди. Сейчас же для нас пока важно то, что сами лица таитянок воспринимались европейцами как миловидные, привлекательные…

Случалось и обратное, когда белокожие, в свою очередь, нравились аборигенам, обладавшим иным цветом кожи. Афанасий Никитин в своем «Хождении за три моря» сообщает любопытные сведения об одном из мест своего пребывания: «А жены их со своими мужьями спят днем, а ночью ходят к приезжим чужестранцам да спят с ними, и дают они чужестранцам деньги на содержание, да приносят с собой кушанья сладкие, да вина сладкие, да кормят и поят купцов, чтобы их любили. А любят купцов, людей белых, потому что люди их страны очень черны. А зачнет жена от купца дитя, то купцу деньги на содержание муж дает. А родится дитя белое, тогда купцу платят триста тенек, а черное дитя родится, тогда купцу ничего не платят, а что пил да ел (даром, по их обычаю)».

_{А может быть, вам больше нравятся такие женщины?}

Как видим, здесь привлекательным было именно необычное для тех мест. Похожая картина одно время наблюдалась в США, где признаки негроидности, включавшие не только цвет кожи, но и курчавые волосы, форму носа и губ, воспринимались порою самими темнокожими как то, что, по мере возможности, было бы желательно изменить. Вполне понятно, что здесь могли иметь (и имели) место социальные моменты, о которых еще поговорим. Но все же факт остается фактом: может нравиться и то, что в немалой мере контрастирует с привычным или близким.

Почему? Оставим пока ненадолго вопрос открытым, так как здесь мы выходим за сферу собственно биологического и вступаем в мир причудливых сплетений биологических и социальных ценностей.

Однако тягу к не совсем обычному стремились объяснить еще биологи прошлого века. Тот же Ч. Дарвин, пытаясь проследить связи в эмоциональном отношении у людей и животных, полагал, что, как среди первых, так и среди вторых, действует один и тот же закон: животные, подобно людям, не любят форм, существенно отличающихся от их собственных, т. е. какие-то иные породы. А в пределах своей породы им нравится то, что представляет некоторую новизну, однако не чрезмерную, которая, напротив, будет отталкивать.

Причина этого и естествоиспытателями, и некоторыми философами усматривалась в особенностях привычки. Последняя возникала как стремление к установлению равновесия обычных ощущений. Выражаясь проще, более привычное, более знакомое успокаивает, снимает напряженность, и уже поэтому приятно… Но и определенная новизна необходима для того, чтобы поддерживать в тонусе ощущения, слабеющие и блекнущие в рутинной обстановке, как бледнеет страстная любовь рядом с пламенем домашнего очага или, выражаясь иначе, рядом с конфорками газовой плиты и электролампами, безжалостно высвечивающими будни, особенно однообразные у женщин.

Стоп!.. Обратите внимание: мы незаметно для себя очутились на новом витке спирали извечных человеческих размышлений о красоте. И вопросы о соотношении привычки и новизны, и вопросы, связанные с гиперболизацией привычного и ценимого исподволь вливаются в русло новой проблемы, которую вкратце можно обозначить так: красота и эпоха-культура-цивилизация, сословия, классы, микросреда.

КРАСОТА — ОБЩЕСТВО — ЗНАК