ЗНАК ВОПРОСА 1997 № 03

Ее жертвы не только в прошлом. Сколько людей уходят из жизни раньше срока из-за недолжного обращения! Приведу один только штришок. Как-то в прессе промелькнуло сообщение об одном профессоре с Кавказа (дело было еще при Союзе), который умер от сердечного приступа после того, как его довольно бесцеремонно попросили освободить гостиничный номер. Для ученого нашего столетия всплеск чувств стал таким же смертельным, как и для турецкого султана пять столетий назад.

Конечно же, «должное» у разных групп людей, разных народов и в разные времена было различным. Но при всей своей условности оно — не выдумка, а часть той реальности, в которой живут люди. И нарушение должного может для кого-то оказаться не только болезненным, а и смертельным.

Некоторые же, особенно «физиологические» моменты уродливого, «не должного» поведения вообще никак не укладываются в рамки отдельных эпох и культур. Попробуйте, например, угадать: когда и кем это было написано: «А иной упьется… водкой и шумит вовсю. Обтирая неверной рукой рот и поглаживая бороденку, если она у него имеется, сует чарку соседу в руки — до чего противное зрелище!

— Пей, — орет он, подзадоривая других.

Посмотришь, дрожит всем телом, голова качается, нижняя губа отвисла… А потом еще затянет ребячью песенку…»

Вы думаете, что здесь живописуются иные наши соплеменники? Что же, возможно, у вас есть на то основания. Но надо признаться, что перед нами все та же Сэй-Сенагон, жившая в XI веке в Японии! Как видим, некоторые эмоциональные реакции на «красивое» и «безобразное» достаточно устойчивы.

К счастью, от созерцания многих прелестей застолий и «тусовок» (то бишь ассамблей) былых времен наш современник уже избавлен. Равно как избавлен от необходимости запоминать правила, подобные тем, что можно было встретить в сатирическом «Корабле дураков» С. Бранта или грозном указе Петра I. Произведение С. Бранта впервые было опубликовано в Базеле в 1492 году, в том самом, когда Колумб открыл Америку, и рисует нам колоритнейшие сцены того, что не должно делать в часы застолья.

Так что же, по мнению автора, глупо и некрасиво? Тянуться к еде, «не прошептав молитвы небу». Дуть на кашу так, будто вы решили тушить пламя пожара. Вести одному застольный разговор, не давая другим вставить ни слова. Пока идет все достаточно знакомое. Но вскоре всплывает и экзотика:

А вот еще закон приличья:
За шестиногой серой дичью,
Что расплодилась в волосах,
Нельзя за трапезой в гостях
Охотиться и то и дело
Казнить ее в тарелке белой,
Купая ноготь свой в подливе,
Чтоб стало вкусом прихотливей,
Потом сморкаться, после сморка
Нос вытирая о скатерку…

А то еще, избави Боже,

На стол положат ноги тоже,
Как та злосчастная невеста,
Что на пол шлепнулась не к месту,
Издав такой при этом звук,
Что онемели все вокруг.

Стихи явно шутливы. Но, как говорится, в каждой шутке есть доля правды. Монарший же указ Петра I издан на полном серьезе тем, кто почитал воспитание чувства прекрасного делом государственным. «Замечено, — гласил указ, — что жены и девицы, на ассамблеях являющиеся, не зная политесу и правил одежды иностранной, яко кикиморы одеты бывают. Одев робы и фижмы из атласу белого на грязное исподнее, потеют гораздо, отчего зело гнусный запах распространяется, приводя в смятение гостей иностранных. (Опять подрыв престижа великой державы! — Ю. Б.)

Указую, впредь перед ассамблеей мыться в бане с мылом со тщением и не только за чистотой верхней робы, но и за исподним также следить усердно, дабы гнусным видом своим не позорить жен российских».

Сегодня документы подобного рода воспринимаются с «веселым оживлением». Но, по сути, речь в них идет о таких «некрасивостях» поведения и быта, которые способны вызвать такое же омерзение, отвращение, как иные физические уродства, и т. д.

Правда, нетрудно заметить, что во многих местах земного шара считалась и считается постыдной демонстрация не только гениталий и низких, «уродливых» манер, способных вызвать брезгливость человека с «тонким вкусом», но и женских лиц, фигур и т. д., то есть всего того, что вовсе не кажется некрасивым даже тем, у кого такая демонстрация вызывает искреннее возмущение. Ведь ни сказочная царевна Будур, ни мисс Эротика из молодежной газеты сами по себе не могли бы быть названы некрасивыми. Как раз наоборот. Но это уже другие грани проблемы сочетания красивого, прекрасного и пристойного — грани, уходящие в этику…

Их уместно детально осмыслить в совсем иной работе. Моя же задача в ином: поставить вопрос не об узкоэтических, а о потаенных религиозно-культурных и даже психофизиологических механизмах перерастания, трансформации постыдного в уродливое.