Знак ворона

А крови вчера и впрямь было пролито немало, хватило бы на многих давно некормленных богов. По меркам феодальных войн сражение обернулось настоящим побоищем. Десятки рыцарей нашли свою смерть под градом стрел и щиты их, еще вчера блиставшие гордыми гербами среди гельмундовской рати, стали украшением помоста на городской площади. Пали Эд, сеньор Барна, которому новый герцог уже успел пожаловать титул барона Аррехтского, сэр Родвильд и сэр Брендон-из-Болот, владельцы земель близ таальской границы, скончался от раны, нанесенной стрелой, Эдмунд Вирденский - и это только из имеющих право распускать знамя. Более мелких дворян считали десятками, воинов - сотнями. По самым скромным подсчетам, всего у осаждающих погибло в бою около двух тысяч и еще столько же сдалось в плен. Правда, уцелел сводный отряд численностью тысячи в четыре, способный к сопротивлению, но командовавший им Эдвин, Эдмундовский брат, думал только о том, как бы побыстрее уйти обратно за реку. Ему теперь не за что стало воевать: Гельмунд, надежда каринтийских баронов, погиб, и едва ли кто-нибудь из уцелевших рискнул бы продолжить мятеж. Все войско просто растаяло, как снег под дождем.

Потери осажденных тоже были немалыми, но их как-то затеняла общая радость победы. Конечно, не для тех, кто потерял вчера брата или отца, сына или внука. Но их горе было как-то незаметно на фоне всеобщего ликования. Видимо, так бывало всегда. А пока одни оплакивали погибших, другие устанавливали на площади трофейные щиты и знамена, а третьи обыскивали трупы, в башне Альсток шел утренний совет.

Все четверо предводителей, собравшихся здесь, отделались только легкими ранами. У Лайонела гудело плечо, по которому пришелся не пробивший кольчугу удар, капитан Ральф временами поправлял на перевязи простреленную руку, Дэниел предпочитал вовсе не вставать, чтобы не показывать хромоты. Правда, вспомнить, где и когда его задело копейное жало, он так и не смог. Наиболее изможденным выглядел Рейвен, чьи темные волосы просто представляли контраст с белым лицом. Однако, несмотря на страшную усталость, речь его осталась четкой и язвительной. Лайонелу предоставилась возможность в этом убедиться, когда зашла речь о планах на будущее, и Рейвен заявил:

- А вам, сударь, теперь предстоит падать в ноги к принцу. Пренеприятнейшее, надо полагать, занятие: падать в ноги.

Лайонел встряхнулся и только что не зашипел, как рассерженная кошка.

- А стоит ли? Может, проще дождаться барона Герберта? У меня ведь сейчас все козыри на руках: Кариссу удержали, с орденскими справились, отпадения Ближней Каринтии не допустили. И претендент в герцоги богам душу отдал.

Тут Рейвен дал волю ехидству:

- Дорогой мой, а разве вы не знаете, что даже самая блестящая победа в наше время аргументом не является? И что бы там не думал Герберт, вся эта придворная шушера очень быстро убедит короля, что выиграли вы сражение совершенно случайно. И что не вы в поле жизнью рисковали и на своих плечах держали всю оборону, а Гельмунд, в тюрьме из ума выживши, кучу ошибок натворил и собственное войско под стрелы подставил, а орденские рыцари и вовсе даже мышей боятся. Это всем нашим блестящим военачальникам весьма легко удастся, если за ними будет поддержка принца, а у принца к вам теперь счет большой. Неуважение проявили - раз, назначенного им командующего сместили - два, о здоровье престолонаследника не заботились - три... И главное, что, если вы молодец, то принц, следовательно, идиот. А такого в природе не бывает.

Лайонел только развел руками.

- Но ведь есть же умные люди, которые поймут, как все было на самом деле. Всем известно, чем закончился поход принца за реку.

Рейвен его перебил:

- Значит, вину за этот поход свалят на кого-нибудь другого, например, на Деррика. Очень, знаете ли, удобно: мертвые не возражают. А барон Герберт промолчит, ему жена в два счета объяснит, как все на самом деле было, и будет потом почтенный муж жаловаться своему племяннику и избранным друзьям на королевскую несправедливость. Тихонько так жаловаться, и жалобы жареным мясом заедать, чтобы еще раз не выскочили.

Лайонел просто побелел.

- Слушайте, Рейвен, но неужели вы, при вашем положении, не сможете правдиво описать события? Неужели не сможете рассказать так, чтобы вас услышали? - И закончил упавшим голосом: - Я уже начал считать вас своим другом...

"Красивый мальчик," - подумал Рейвен, постукивая по столу пальцами. - "Какие задатки, право! Интересно, что с ним будет, когда он вырастет? Это ведь вам не прямолинейный маршал Дэниел! И если он не загонит в себя поглубже гордость, честолюбие, честность, то сидеть ему в тюрьме, и это в лучшем случае. Впрочем, он может стать герцогом Каринтийским, новые государства именно такие люди и основывают. Смешно подумать, но он похож на Гельмунда в молодости. Да-да, именно на Гельмунда, а вовсе не на Дэна. Только вот какой мерзостью Гельмунд кончил..." А вслух сказал: