Знак вурдалака

— Нет, не так! Ты, господин коллежский асессор, следи за языком! С кем говоришь? Я статский советник! Я начальник канцелярии! Ехать тебе немедля! И еще одно!

— Что, ваше высокоблагородие?

— С тобой поедет Дурново.

— Как?

— Коллежский регистратор Дурново отправиться с тобой в Архангельское! Порфирий немалый опыт имеет, хоть чин его и невелик.

— Но…

— Поедет! — сказал Зотов.

— Дак мешать токмо будет!

— Не говори такого при нем. Весьма обидчив бывает Порфирий Кузьмич. И более об сем толковать нет надобности! Я отдал приказ!

Тарле понял, что спорить бесполезно и сказал:

— Все исполню, ваше высокоблагородие.

— Вот так оно лучше. А то спорить все мастера. Кто же дело станет делать?

— Я отправляюсь в имение Кантемиров, ваше высокоблагородие!

— С богом!

Он откланялся и вышел из кабинета начальника канцелярии…

Хроника событий: января, года 1733-го от Рождества Христова. Знаменское. Имение Волковых.

Распорядительница покоев барыни жила имении на положении хозяйки. Господа наезжали только летом, а зимой кто станет в древне сидеть? Зимой дворяне на Москву подавались к балам, раутам, маскарадам. Тем более что и императорский двор проживал ныне в Москве.

Вот и командовала она слугами и дворней и все её слушали. Ведь имение барыне принадлежало, а, стало быть, Матрёна, доверенная Елизаветы Романовны, была выше иных.

И вот приключилась напасть. Барин со своим гостем желают с ней говорить. Сразу уразумела она, что разговор будет не простой. С чего это не знает муж, где его жена обретается? Может ссора между ними вышла? И как все из-за сего обернется?

Приказчик Семен так и зыркает глазами. Давно он точил зубы на Мартрену.

— Барин тя видеть желает, — нагло сказал он, скаля зубы.

— Дак уже передали мне приказ. Как из бани оне выйдут, я приду.

— Видать кончились твои деньки, Матреша?

— С чего вдруг?

— Барин не просто так зовет тебя. Может и не быть тебе здеся главной.

— Барыня меня назначила. Она и снимать станет, коли угодить не смогу. А без барыни никто меня не тронет.

— Иш смелая какая. Али слово барина тебе не в указ?

— Дак я барыне принадлежу, как и ты. И она здесь хозяйка. А барин током муж ей. Ныне же они видать не в ладах.

— Оно может после разговора твоего с барином, мне быть здеся первым. А тебя на Москву.

— Чего я там не видала? — спросила женщина.

— Барин те скажет, чего.

Семка оно конечно болтун и враль. Но ныне Матрена испугалась допроса. А коли и вправду её на Москву на правеж заберут? Ведь могли некие слуги на неё наклепать всякого. Не она ли вчера приказала выдрать ленивого Агашку? А язык у него без костей. Да и мать Агашкина Ефросинья зло затаила — змеюкой смотрит.

В кабинете у барина Матрена спросила:

— Не могу взять в толк, барин, али ты мне верить перестал?

— С чего взяла сие? Мы говорить с тобой хотим.

— Но слуги в дому иное шепчут.

— Матрена, твоя барыня пропала. И дело сие не простое.

— Не могла Елизавета Романовна пропасть.

— Но где она? В Москве её нет. Писала она мне, что сюда отправилась. Но и здесь её нет.

— Мне ли холопке знать про сие? Как барыня порешила, так тому и быть. Про то не меня спрошать стоит, но барыню Елизавету Романовну.

Степан посмотрел на де Генина. Толку не будет от сего допроса. Но доктор сдаваться не собирался.

— А скажи мне, Матрена, давно ты барыню свою знаешь?

— Что сказать изволили?

— Давно ли ты барыню свою знаешь? — повторил вопрос доктор.

— Дак много лет уже.

— Много это сколько? Двадцать?

— Точно не упомню. Но двадцать должно быть, и знаю барыню. С детских лет при ней состою.

— Стало быть, с четырех лет ты барыню знаешь?

— С четырех?

— Но сколько твой барыне лет ныне?

— Да не ведаю того, барин.

— Хорошо, Матрена. А тебе лет сколько?

— Чего? — спросила женщина.

— Я спрашиваю тебя, по паспорту ты какого года рождения? Или и сего не ведаешь?

— Какого года?

— Да, в каком году ты родилась?

— Дак в лето от рождества Христова 1702-го.

— А барыня тогда твоя уже была?

— Дак, стало и была, — ответила Матрена. — Она меня маленькой на руках качала.

— Как так? — спросил лекарь.

— А как малышей качают, барин?

— Но ежели барыня твоя 1709 года рождения, а ты 1702-го, то никак качать она не могла тебя. Стало быть, барыне твоей больше лет, чем 24. Как же так, Матрена?

— Да я разве могу сие ведать, барин?

Де Генин посмотрел на Волкова и спросил по-немецки:

— Видал, Степан Андреевич? Вот тебе и Вода жизни. Должно больше лет жене твоей, чем она сказала.

— Да ты погоди, Карл Карлович. Путает все Матрена.

— Путает? Но не намеренно ли она сие делает?

— Дак давно она при моей жене. И предана ей.

— Может от того и врет?

— Да с чего врать ей? — спросил Волков.

— Дабы свою барыню выгородить. Не так глупа сия служанка, как желает показаться. Сие я заметил, Степан Андреевич.

— Погоди, Карл Карлович. Ты на мою жену намекаешь?

— Я ни на что не намекаю, Степан Андреевич. Но сходиться все. И легенды старые и портреты.

Волков задумался.

Де Генин обратился к служанке:

— Мартена, ты иди. Все, что надобно, мы узнали.

Служанка поклонилась господам и ушла.