— Лукерья! Водки и закусить чего подай! Живо!
Емельян разделся, прошел за губернатором и удобно расположился на мягком диване. Надеясь хоть как-то облегчить свою миссию, он завел разговор ни о чем.
— С чем пришел-то? — спросил Иван Иванович после пары рюмок водки, наперёд зная, что просто так Емельян не приходит.
— Да вот и думаю, как начать с тобой сей разговор, — заговорил он, но губернатор его перебил:
— О чем? Или о ком? — глаза его заблестели, а стакан с водкой заметно задрожал в руках.
— Дело вот в чем, — он по-отечески коснулся рукой рукава домашнего халата Ивана Ивановича и, внимательно глядя в глаза, произнес: — Вспомни, поройся, Иван, в памяти, припомни девушку, Гелю Одинцову, — прищуря слезившиеся глаза, попросил Емельян.
Иван Иванович задумался. Не стал он торопливо отвечать на вопрос деда, но и вспомнить ничего не мог.
— Откуда сия барышня и какого положения? — осторожно спросил он, чувствуя как из глубины памяти поднимается что-то давно потерянное и забытое.
— В Подмосковье есть небольшой хутор Ближний. История это давняя, отец девушки лекарь Игнатий…
— Батюшки! — воскликнул Иван Иванович и вскочил с кресла, словно ошпаренный. — Конечно! Конечно, я помню ее! Необыкновенная женщина, — мечтательно произнес он. Емельян ждал.
— Да, да, было время, полное радостей и… — заговорил Иван Иванович и недоуменно посмотрел на Емельяна, — а ты... тебе откуда известно про нее?
— Точнее, про вас обоих? — поддел Емельян.
Иван Иванович как-то тяжело вздохнул. Веселое и доброе выражение лица погасло.
— Да, был у меня с ней роман. А потом я ее бросил, — он смял салфетку и кинул ее на пол.
— Да, все точно, — подтвердил Емельян, — ты ее бросил, а она родила мальчика.
Губернатор не сводил взгляда с Емельяна, и когда услышал такую новость, тяжело откинулся на спинку кресла, сжав подлокотники пальцами так, что суставы побелели.
— И? — хрипло спросил он.
— «И» будет, если его убьют на войне! Дочь потерял, так хоть сына прими! — Емельян редко позволял себе резкости при разговоре с таким человеком, как Иван Иванович, но ситуация требовала.
— Кто он, и… и где мне найти его? — прямо спросил Иван Иванович.
— Это Филипп Одинцов! Неужель не догадался сразу? — ответил Емельян, вставая с уютного дивана. — Вот теперь внимательно подумай над моими словами, над своей жизнью, а я пойду. Дела у меня, женщины в доме одни, — сказал Емельян уже с порога.
Глава 29
Иван Иванович уронил голову на руки и сидел так еще долго, припоминая события тех лет, живо всплывающих сейчас в памяти, словно в отместку за его жестокость, недоверие, показное довольство.
«Простит ли он меня?» — задавал себе вопрос Плетнев. Он с трепетом и страхом вспоминал мимолетный разговор с Филиппом, когда тот нелестно отозвался о своем отце. Ивана тогда так удивила эта жестокость и ненависть молодого человека, что он не стал больше ничего выспрашивать у Филиппа, но сам признался, что, наверное, убил бы человека, который оставил его и его мать на руках стареющего деда.
— Кем бы ни был мой отец, я надеюсь, он жестоко страдает за то, что совершил! А если мне самому удастся найти его, я позабочусь о том, чтобы зло было наказано!
— А он позаботится! — сказал сам себе Иван Иванович и от таких невеселых мыслей решил выпить водки. Но одним стаканом он не ограничился. Его нашли утром в совершенно невменяемом состоянии.
Вот после этого разговора и последовавшей за ней попойки Иван Иванович слег. Сердце прихватило у старого губернатора, и остались, по словам врачей, ему считанные дни. Он попросил призвать к постели священника отца Андрея для исповеди. У постели сидели, не отлучаясь, жена и сын.
— Я… — он задыхался, и потому речь его была бессвязной и невнятной, — я сказать вам хочу… Вера, прости, Стас, сынок… братец у тебя нашелся! Да еще какой братец-то!
— Что ты говоришь-то? — тихо плача, воскликнула Вера, решившая, что муж умом тронулся.
— Замолчи! Слушайте, давно это было, — он замолчал, — Емельян… он. Нет, лучше я сам. Емельян знает, что сын у меня нашелся, давно-давно это было, но Бог… Бог меня простить должен за это, не знал я и не ведал о таком. Сын у меня… сын! — вздохнул Иван Иванович, а домочадцы и священник слова не могли вымолвить после всего услышанного.
— Папа, а кто он? Где нам его найти? Скажи, я отыщу! — страстно произнес Стас, припав к ложу отца. Тот погладил сына по голове горячей рукой и сказал:
— И искать не надо, сам пришел, теперь только ждать надо, пока война кончится, и в семью принять, — рука вдруг остановилась на голове отрока, и Иван каким-то чудом привстал и, глядя горячечным взглядом на жену, продолжил:
— О-о-обещай, Вера, обещай, что примешь его в семью! Обещай, ведь ему мы обязаны выздоровлением Стаса! А, может, бумагу послать да вызволить? А? Сынок, как ты думаешь? — он откинулся на подушки, тяжело дыша.
— Филипп? — в один голос произнесли мать и сын. На их лицах отразились совершенно противоречивые чувства и эмоции, только вот какие, Иван заметить не успел. Он, закрыв глаза, все повторял, словно молитву: