Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

Вскоре на столе появилась жареная курица, исходя соком и запахом, Гаврила поставил кувшин с переваром. Князь сам, по праву хозяина, разлил самогон по кружкам.

— Ну, давай за души безвременно ушедших — пусть в рай попадут. Могилы-то нет?

— Их с домом сожгли.

Не чокаясь, они выпили. Никите перевар показался крепким — а ведь вчера пил, как воду. Они заели самогон пирожками, съели курицу.

— И ведь не скажешь даже «Пусть земля будет им пухом», коли могилы нет. Отпеть бы их надо, священника к сгоревшему дому пригласить.

Черт! Никита чуть не поперхнулся. Как же он сам не догадался?

— Завтра сделаю.

— Давай еще по одной…

К вечеру напились оба.

Очнулся Никита уже в своей комнате. Он и не помнил — сам добрался, или слуги привели. Лежал в чистом исподнем на своей постели, и солнце снова било в окно.

Припомнив вчерашний разговор с князем, он вскочил, оделся и заторопился в церковь. Заказал поминовение усопших, поскольку панихиду проводить священник отказался — слишком много времени со дня смерти прошло.

Помахивая кадилом, священник походил вокруг сгоревшего дома, почитал псалмы. И так тоскливо стало Никите!

Он вернулся в свою комнату, выпил, и вроде полегчало. Выпил еще, не закусывая — нечем было… и вошел в запой, чего с ним не было никогда.

Неделю он пил почти беспробудно. Осунулся, похудел. А потом ночью появилось видение: фигура в белом, зыбкая, туманная.

Никита замахал руками:

— Все, допился до «белочки»! Пора бросать!

Но фигура стала более отчетливой, и он узнал в ней свою Любаву.

— Не пей вина из чужих рук, — только и услышал.

Он рванулся к ней, думая, что она о себе что-нибудь скажет. Ан — нет, истаяла в воздухе.

Ошарашенный Никита уселся на постель и рукавом вытер разом вспотевший лоб. К чему она появилась, о вине предупредила?

Едва дотянув до утра, посмотрел на себя в зеркало. Господи, неужели это он? Обтянутый кожей череп, свалявшиеся на голове волосы, неопрятная бородка. Как низко и быстро он опустился!

Кое-как он расчесал волосы на голове, оправил бороду. Потом пошел к цирюльнику — был в княжеском доме такой холоп. Постриг волосы на голове, бороду подправил. Потом пошел в баню.

Гаврила уже был там, хлопотал.

— Никита, для парной жара нет, а обмыться можно, горячая вода в котле есть.

— Мне помыться.

Он яростно терся мочалкой, чувствуя, что все равно от него пахнет перегаром. Было стойкое ощущение, что перевар сочится изо всех пор кожи. Тьфу!

Он обтерся и направился в трапезную. Есть хотелось — дальше некуда, ведь он неделю только пил и ничего не ел, желудок к спине прилип.

Несмотря на жестокий голод, он заставил себя не есть много, чтобы с голодухи заворот кишок не получить. Но и после легкого завтрака Никита почувствовал себя лучше, бодрее.

Пока шел по коридору к себе, ловил взгляды княжеской челяди. Нехорошо на него смотрели, жалостливо — как на больного.

Нет, с пьянкой пора завязывать, сгореть можно очень быстро.

Он надел полушубок, нахлобучил на голову заячий треух и направился в лекарню.

Иван и Наталья встретили его радостно:

— Заждались мы тебя, Никита. Сказывали — давно уже вернулся, а все не идешь!

— Приболел, — коротко ответил Никита.

— А тут болящие осаждают. А вчера и вовсе иноземец приходил, тобой интересовался.

— Каков из себя?

Иван в точности описал англичанина Самюэля.

— «Дохтур» это английский был. Не застал — ну и ладно.

— Так он всю лекарню обошел. Только без тебя я не дал ему везде лазить. Чего вынюхивать?

— Правильно, молодец. Как с деньгами?

— С деньгами никак — нет их!

— Сколько я задолжал — жалованья, на хозяйственные расходы?

— Рубль почти. Зимой много денег на дрова ушло, холодно.

— Вот тебе два рубля: рубль долга, а остальное — на нужды. Перевар купить надо — эфир делать.

— Так готово все. Что же мы, сложа руки сидели?

— Вдвойне молодцы. Будет кто спрашивать — пусть приходит завтра с утра. Начинаю работать.

— Славно! А то мы уж соскучились по работе. Так, по мелочам помощь оказывали — гнойнички, мозоли, перевязки.

Никита пошел по городу. Давно он в Первопрестольной не был, с мая — десять месяцев.

Сгоревших домов было много, видно — серьезно эпидемия бушевала. Не хотелось ему о грустном вспоминать, но оно само о себе напоминало.

Народу на улицах поубавилось, грязи побольше стало. И все же Москва жила: вовсю шумели торги, пьяницы куролесили у трактиров, играли в снежки и катались на санках ребятишки.

Никита неделю не выходил на свежий воздух, и потому нагулялся, находился вволю — дух из себя переварный выгнал. Вернувшись в княжеские хоромы, он сразу направился в трапезную. Там его уже ждал князь.

— Ну, слава богу — отошел. Садись, отобедаем.

Стол, как всегда, ломился от еды.

Никита набросился на кушанья, как голодный волк.

— Может, пива свежего? — предложил князь.

— Не, от одного запаха воротит, — признался Никита.

— Оно и правильно, при твоей работе голову надо свежую иметь. Да чтобы руки не тряслись.

Князь сегодня был весел.

— У царя я сегодня был, не скрою — обласкал, спрашивал, чего надобно. А в конце — про тебя: как поживает, мол, лекарь? Полагаю, царь виды на тебя имеет.

— Не понял.